Как-то вечером сидели за ужином всем семейством, смеялись, шутили, угорали от детских выступлений, это их детвора очень любит – что-нибудь рассказать, причем сразу втроем, перебивая друг друга, активно помогая повествованию жестами и уморительной мимикой.
Глафира в какой-то момент вдруг выпала из общего веселья – голоса, смех, разговоры как будто отдалились, словно ее погрузили в некую сферу, что ли, отделившую сознание от окружающего пространства и…
– Андрей, ты завтра утром не спеши ехать, хорошо? – произнесла она.
– Что? – смеясь, переспросила Ольга.
– Не стоит Андрею завтра утром ехать, – возвращаясь в обычное состояние, повторила Глаша.
– Почему? – удивилась Оля, напомнив: – Мне тоже в город надо. Нам заказ должны доставить на городской адрес.
– Подожди, Оль, – остановил жену Андрей, внимательно присмотревшись к сестре. – Глашуня, – осторожно спросил он, – почему нельзя ехать?
– Мне кажется, что лучше поехать днем или вообще не ехать, – уклончиво ответила она.
– Тогда поедем днем, – принял решение брат.
– А как же заказ? – растерялась Ольга, не поняв, что вообще происходит.
– Ничего, позвоним в доставку и дадим наш поселковый адрес, доплатим за выезд за город, – как всегда находя простейшее из лучших решений, постановил Андрей.
Но утром его срочно вызвали в офис, какой-то там у них случился форс-мажорный переполох, потребовавший его обязательного и немедленного присутствия как хозяина фирмы, а Ольга таки увязалась с мужем за компанию, решив все-таки перехватить ту доставку в городе, раз все равно поехали.
Глафира стремительных сборов и отъезда брата с женой не застала – долго, с наслаждением плескаясь в душе, потом так же долго, неспешно-старательно сушила и укладывала волосы, обмазывалась всякими кремами. А когда спустилась на первый этаж, Кира Пална сообщила, что ребята уехали.
– Как уехали? – замерев в недоумении, она округлила на Киру Палну глаза. – Что за галиматья?
– Что-то серьезное у Андрея Артемовича случилось на работе, он сильно расстроился и собрался в момент, а Ольга с ним увязалась. И вот уехали, толком даже не позавтракав. Сказали только, чтобы вы с детьми днем к друзьям приезжали, как и договаривались.
Почему Андрей поехал, забыв вчерашний разговор и свое решение?
И почему никто из них не услышал предупреждения синоптиков, хоть его повторяли по разным телевизионным каналам, да и на смартфоны предупреждение от МЧС пришло всем троим. Как, почему пропустили, не обратили внимание, проигнорировали СМС?!
Но вот так: не услышали, не прочли, не вспомнили. Провидение.
– Да какого хрена?! – взорвалась Глафира. Сердце бешено заколотилось. Ее словно кипятком изнутри обдало, и, выхватив из кармана телефон, торопливо, дрожащими, неуклюжими пальцами она набирала и набирала номер брата…
Через десять километров от поселка Андрея с Ольгой догнал и накрыл обрушившийся снежный буран, как часто бывает в Сибири, налетевший внезапно. У них и летом снег запросто может выпасть, бывало и такое, а уж весной только и жди всякого рода погодных катаклизмов.
…Практически в полной нулевой видимости, словно рухнувшей на мир в одночасье, Андрей начал тормозить, осторожно смещаясь к обочине и отдавая себе отчет, что ехать дальше нельзя, и в этот самый момент в их джип врезался несущийся на приличной скорости внедорожник «Мицубиси», от удара которого машину Андрея раскрутило и выбросило на середину дороги, где им в правый бок тут же врезался грузовик, в зад которого в свою очередь въехала легковушка, а в ту следующая…
Двадцать машин. Из-за того козла на «Мицубиси», лихо рассекавшего по непроглядной от снежного бурана трассе, в аварии разбилось двадцать машин, одна из которых загорелась.
…Равнодушные, равномерные длинные гудки повторялись и повторялись, голову вдруг обдало жаром, а перед глазами встала нечеткая, размытая картина каких-то непонятных резких, сумбурных рывков, движений, словно кого-то нещадно швыряло из стороны в сторону, и внезапно Глафира увидела, в буквальном смысле почувствовала всем своим нутром дикую необратимость беды и как рвет, ломает и калечит тело брата корежащийся металл машины…
Ноги подкосились, кровь ударила в голову, и Глаша обессиленно опустилась на пол, прислонившись спиной о стенку. Она не слышала, что говорила перепуганная Кира Пална, опустившаяся возле нее на колени и трясшая ее с перепугу, не видела ничего вокруг; преодолевая парализующую слабость, она подняла руку с зажатым в ней смартфоном, и, заставляя себя двигаться, набрала номер среднего брата.
– Игорь… – выговорила она с трудом сухим, осипшим горлом, сглотнула, вдохнула-выдохнула и повторила попытку: – Игорь…
Он понял, он сразу понял, что происходит с ней и почему.
– Глаша, Глашуня, – сдерживая напор, произнес он ровным голосом, – что случилось? С кем?
– Андрей…
– Жив? – торопливо-напряженно спросил Игорь.
– Жив, – выдохнула Глаша.
– Ты видела, – понял он и постарался хоть как-то ее поддержать: – Ничего, Глаш, ничего, главное, жив. Сможешь рассказать, что случилось?
И она рассказала. И от собственного голоса ее потихоньку отпустило, и первое, что увидела и осознала Глаша, это расширившиеся от ужаса глаза Киры Палны, которыми та смотрела на нее, прижав пальцы к губам.
– Ехать нельзя, ты же понимаешь, Глаш, – твердым начальственным тоном говорил Игорь. – Дороги все закрыты. Метет. Оставайся с детьми. Я позвоню в МЧС, своему хорошем знакомому, все узнаю. Сам поеду и буду звонить тебе.
Ольгу с Андреем доставили в экстренную хирургию. Живых. Без сознания, в критическом состоянии. Переломы, ушибы, внутренние кровотечения, повреждение внутренних органов – жесть полная!
Десять часов шла операция у Ольги и восемь у Андрея. Каким-то образом, чудом и уговорами Игорю с Вестой удалось-таки прорваться в больницу, где оперировали ребят, хотя в связи с карантином все стационары были закрыты для посещений, там они и прождали все эти бесконечные часы изматывающей неопределенности у дверей операционной, находясь на связи с Глашей. Первым вывезли Андрея. Живого. Но хирург сказал:
– Дышим все осторожно и молимся о чуде.
Потом из соседней операционной вывезли Ольгу.
Оперировавший ее доктор даже такой призрачной надежды не давал, посоветовав молиться.
Глаша не знала, как молиться по церковным канонам и правилам, запинаясь даже на «Отче наш», она умела только по-своему обращаться к Богу и его помощникам. Вот и обращалась. И не только к ним, со всей ясностью зная, что есть у их семьи еще защитники и помощники там, в тех эфирах. Вот и просила, как могла, как знала и умела.
Дома полный кошмар: дети в шоке, перепуганные, растерянные, Агаша плачет не переставая, мальчишки – те постарше, но тоже плачут, хоть и стараются сдерживаться. Кира Пална от детей не отстает, украдкой торопливо вытирая покрасневшие от слез глаза, растерянная, подавленная, не знает, за что хвататься, что делать – кастрюли падают, забытая на огне сковорода раскалилась и трещит.