— На Антера меняю! — тут же.
— Не, — говорю, — Антера не отдам, тебя просто жалко, ты так на него смотришь, будто от скуки умереть готова. Так что могу выручить.
— А, бери, — отвечает внезапно, — я всё равно давно уже собираюсь нового купить. Поворачивается к нему: — Раздевайся, госпожа осмотрит тебя.
— Да я уже видела, — отказываюсь. Такое впечатление, что кроме этого Олинку вообще ничего не волнует.
— Ну не раздевайся, — пожимает плечами. — Будешь слушаться госпожу Ямалиту как меня, ясно?
Раб кивает.
— Забирать будешь, или насовсем? — спрашиваю.
— Не знаю, — пожимает плечами. Тоскливо как. И это в восемнадцать лет! Пресытилась, девочка, аж через уши лезет вседозволенность?
Бросает мне пульт, стараюсь словить, чтобы не нажать. Дэн смотрит с полным безразличием. Откладываю пульт на стол, Олинка провожает недоумённым взглядом.
— А может… мне рабыню купить? — вдруг говорит, прямо глаза загораются.
— Зачем? — удивляюсь. Бедная рабыня.
— Ну… не знаю, — языком губы облизывает, уже что-то придумала. Стараюсь не вздохнуть. Психопатка чёртова.
— Иди помойся, да хорошенько, — указываю рабу на ванную. Олинка хмыкает. Собираюсь с мыслями, нужно верно разговор выстроить.
— Так думаешь, Клим соблазнить пытался? — возвращаюсь к предыдущей теме, когда дверь за рабом закрывается. — Вечно ко мне какие-то странные подруливают, — пожимаю плечами. — Он ведь ещё интересовался, не нужны ли мне сигареты. А потом одна знакомая такое предложила…
Замолкаю на полуслове, но Олинка клюнула:
— Что?
— Ой, я боюсь, — вздыхаю. — Ты всем разболтаешь, а меня потом ещё с Тарина выгонят…
— Я?! — изумляется искренне. — Слово даю!
— Знаешь… — изображаю колебания, Олинка взволнована и заинтригована до предела:
— Скажи уже!
— Боюсь, — шепчу.
— Я могила, никому! — клянётся.
— Говорит, есть такой чип, специально разработанный, который можно ввести, а потом вывести… без медиков, с пульта. Ощущения очень похожи на настоящие.
Облизывает губы, глаза горят.
— А где он?
Опускаю взгляд.
— Олинка… я пообещала молчать… А за тобой же папа следит.
— Мы же подруги!
— Конечно, — вздыхаю. — Но вдруг папа тебя заставит…
— Да я ему ничего не скажу, вот и не заставит! Ну покажи…
— Идём, — сдаюсь, поднимаюсь. Олинка так спешит, что бокал опрокидывает. Что-то невезуха у меня с посудой, хотя вроде ни о чьи головы ещё не била.
Поднимаемся в спальню, достаю из тумбочки специальную разработку конторы. С виду — обычная небольшая памка изящной формы, даже цепочка имеется. Олинка смотрит с любопытством, тянет ладонь, даю подержать. Крутит, разглядывает.
— И что с ней делать? — спрашивает.
— Вот, — раскрываю пополам, — эта часть вставляется в ухо. А эта, чтобы не потерялась… — надеваю цепочку на руку. Олинка рассматривает чип, точнее, его оболочку. Впервые вижу в глазах нерешительность и некоторый страх.
— Может, ты первая? — предлагает.
— Не, давай ты, — отнекиваюсь. Немного препираемся, но как известно, охота пуще неволи: подруженька, наконец, соглашается. Нетвёрдой рукой подносит к уху, бросает вопросительный взгляд. Киваю заговорщически, рассматриваю с любопытством.
Госпожа Альвейская решается, вставляет оболочку в ухо, хихикает:
— Щекотно!
Активирую вторую часть, вызываю виртуальное меню. Ставлю автоматическое нахождение места — оболочка начинает движение.
— Ну что? — спрашиваю, нащупывая мысленную связь с чипом. Он у нас особенный, как и Леркины головастики — полностью органический.
— Ничего, — пожимает плечами. — Дальше что?
— Ждём, пока до мозга доберётся, — отвечаю.
Олинка садится, нервно теребит шнуровку на очередном чёрном топе.
— Долго?
— Пять минут.
— А потом точно вытащится?
— Конечно!
— А говорят, их сложно устанавливать…
— Так то ж стационарные, с кучей защит, на всю жизнь, там же свои особенности. А это имитация.
— А! — кивает понимающе. Смотрю на часы, пережидаю положенное время. Олинка облизывает губы, глаза горят. Интересно, больнее, чем синяк, у тебя раны были? Ну может, хоть раз кнутом себе заехала?
Подруженька с любопытством заглядывает в меню.
— Нажимать? — спрашиваю. — Или сама?
— Давай ты… — у бедняги от волнения голос садится, вытирает ладони о покрывало, проводит по своим ногам.
Нажимаю слегка, Олинка чуть вскрикивает, смотрит большими глазами.
— Ну что? — спрашиваю шёпотом, изображаю возбуждение.
— Больно, — выдаёт.
— Ещё? — предлагаю. Кивает неуверенно. Ну, держись.
Выбираю эффект посильнее. У Олинки расширяются зрачки, через миг сползает на пол, упирается руками в кровать, начинает орать не своим голосом.
— Больно? — уточняю заинтересованно.
— Ааааа!!! Убери из меня эту дрянь! — трясёт головой, волосами, и всё это не переставая кричать. Хоть бы Дэн там не услышал. — Выключи!
— Выключила! — показываю, что убрала руки, но мысленно меняю воздействие. Работает. Похоже, из меня тут правда сделали садистку — раскаяния не испытываю, перед глазами вереницей все рабы Олинки проходят.
Нет, я, конечно, никогда не считала, что вправе других судить, но всегда старалась помочь.
— Больно! — бьёт себя по голове, тянет за ухо, губы посинели, дрожат, из глаз полились слёзы. Похоже, для начала хватит. — Убери из меня эту дрянь!
— Сейчас уберу, успокойся! Я же не знала!
— А я?! Вот тварь морская, больно же!
А ты как думала?
— Теперь знаешь. Ну что ты распереживалась, сама же хотела попробовать! Сейчас вытащим.
— Вытаскивай! Почему болит до сих пор?!
— С непривычки? Я уже давно отпустила.
Нажимаю соответствующую комбинацию, подставляю руку к её уху. Похоже, у девочки зубы слегка стучат. М-да, не хотелось бы мне пробовать.
Из уха выпадает оболочка, соединяю обе половинки.
— Теперь ты? — интересуется. Качаю головой:
— Что-то мне уже не хочется… Лучше отдам обратно. Медкабину?
— Не надо, вдруг папа увидит запись на медчипе…
— Ну ладно, — пожимаю плечами. Хотя хотелось бы проверить, как там чип устроился, мимикрировал ли, незаметен ли. — Медика? Или выпьем?