Клим, кстати, в кои то веки тоже без телохранителя. Свелла Аниту не взяла. Может, и мне можно было моего оставить?
Пневмомембрана проталкивает нас, придавая лёгкое ускорение. С визгом врываюсь внутрь.
Слышу, как Антер фыркает на ухо. Да уж, Олинка нашла, где разместиться. Похоже, это игровая детская комната, небольшая, круглая, стены мягкие, везде какие-то игрушки, мячи висят. Совершенно неуместно смотрится почти напротив входа прикованный за руки и ноги длинными цепями к стене раб. В чёрной набедренной повязке, мускулы неестественно напряжены — накачали его чем-то, что ли? Чуть склонил голову, волосы касаются плеча. Живописный такой… тьфу, это после общения с Немезой, что ли, мне подобные глупости в голову лезут?!
У меня пара секунд сориентироваться и оценить обстановку. Внутри уже есть гости, Олинка тут же, кстати, без кнута. Ну правильно, здесь с ним не слишком развлечёшься. Если сюда набьётся ещё больше народа, будет вообще прелестно.
Негромко наигрывает быстрая, ненавязчивая музыка. Чуть справа, почти напротив, недалеко от раба вижу панель выключателей, она-то мне и нужна. Сзади кто-то залетает, нас слегка подталкивает вперёд потоком воздуха, успеваю поменять направление. Кажется, Антер пытается затормозить. Прижимает меня к себе, ну как в таких условиях работать!
— Не останавливай, — шепчу чуть слышно. Удивлённо выдыхает. Ты же не думал, что я действительно боюсь, правда?! Когда-то целый курс боевого искусства в невесомости прошла, навыки какие-то остались, рассчитывать движения, направление, силу ударов умею.
Интересно, какова тут чувствительность приборов?
— Гид! — зову негромко.
Иногда мне кажется, что высокоинтеллектуальные системы и программы наделены определённым сознанием и чувством юмора. Птиц в белой набедренной повязке появляется у стенки возле раба в чёрной набедренной повязке, в той же позе, прикованным к стене, склонив пеликаний клюв на бок. Раздаются смешки. Видимо, гид спрашивает о пожеланиях — слышно плохо, все с удивлением смотрят на Олинку, пытаются понять логику действа, и только сама хозяйка презентации выглядит растерянной.
Сзади ещё кто-то влетает, наше движение снова ускоряется от воздушного толчка, выставляю впереди руки, снова взвизгиваю, врезаюсь в панель. Она стандартная, намечаю два выключателя, вот они, стараюсь попасть точно. Один сбрасывает со стен всё, что на них закреплено. Вместе с цепями раба, какая прелесть! Второй выключает свет, оставляя лёгкую подсветку в виде звёздного неба.
Ой, что начинается! Такой шум — Олинкины вопли включить обратно в нём просто тонут, отталкиваюсь от стены, хватаю кончик цепи раба, не могу удержаться, чтобы не съездить подвернувшемуся Селию поперёк пятой точки. Сила, понятное дело, не такая, как при гравитации, но очень надеюсь, что хоть маленький синячок останется. Приходится, конечно, извиниться, выпустить цепь, но тут в нас врезается ещё кто-то, с визгом отлетаю, кричу, что боюсь.
Негромко отпускаю гида, но чувствительность приборов высока — исчезает. С удовольствием слышу тихий смех Антера возле уха, кажется, вошёл во вкус, помогает рулить и устраивать ещё больший беспорядок. Господи, вот так посмотришь — нормальные ребята, веселятся, балуются, врезаются друг в друга, даже Олинка перестала злиться и начала хихикать.
Впрочем, посмеяться все любят. Но это, к сожалению, не показатель духовного уровня. Не удивлюсь, если они точно так же будут ухохатываться над истязаниями раба.
Хорошо, что я брюки надела, тонкие правда и обтягивающие… Всё через них ощущаю, каждое случайное — и не очень — прикосновение, разгорячённое тело моего любимого мужчины. Его ладони уже не просто на талии — обнимает меня поперёк живота, притягивает всё ближе, всё крепче. Стараюсь поменьше махать головой и руками, чтобы не ударить случайно. Хочется забыться, откинуться на его плечо, провести по рукам, завернуться в родное тепло, слиться с ритмом сердца и наслаждаться… Но у меня в планах сорвать презентацию, причём так, чтобы никто в обиде не остался.
Тесно здесь всё-таки, а нас очень много, выловить разлетевшиеся мячи и прочие детские снаряды почти невозможно, в особенности когда не слишком хочется.
Заразительному смеху я долго училась, непросто это. Нужно хохотать искренне, от души, веря себе, до слёз, почти забываясь. При этом полностью владея своим голосом. Весьма непростое умение, но стараюсь изо всех сил. Потому что после искреннего хохота наступает некоторое умиротворение, и я очень надеюсь, что никому просто не захочется издеваться над рабом.
С полчаса стоит бедлам, крики, смех, потом все постепенно успокаиваются, начинает ощущаться пропитавший помещение запах пота — вентиляция не успевает справляться. Олинка наконец-то добирается до выключателя, зажигает свет, взаимный потрёпанный вид вызывает ещё несколько минут смеха. Так, пора бежать.
В нас сзади опять врезаются, снова начинаю хохотать, переворачиваемся через голову, сообщаю, что меня сейчас стошнит. Отталкиваюсь от первого попавшегося под руку тела в направлении выхода.
Мембрана с лёгким чпоком всасывает нас и выпускает в шлюзе. Сила гравитации наваливается лавиной, оглушая и чуть не сбивая с ног. Как же я, оказывается, устала! Антер, наверное, тоже, — держать-то… Но и сейчас поддерживает, не даёт нам свалиться, и такое впечатление, что даже не собирается разжимать руки. Мембрана слегка вибрирует, ещё кто-то собирается выйти, врезается в нас и, кажется, проталкивается воздухом обратно. Не могу удержаться, снова хохочу, Антер тоже посмеивается, такое редкое зрелище! Эх, нужно отходить. Прямо ощущаю, с какой неохотой отпускает меня. Направляемся в небольшое помещение с той стороны шлюза.
— Что это на тебя нашло? — догоняет нас Свелла. Раскрасневшаяся и растрёпанная, но, по-моему, смотрится гораздо милее, чем за всё время нашего знакомства.
— Это нервное, — пожимаю плечами. Наверное, сама выгляжу не лучше. Во всяком случае, не аккуратнее. — Когда боюсь, начинаю хохотать как ненормальная. Ох, подышать охота!
Антер
Это было непередаваемо. Тали, я тебя люблю. Ты просто не перестаёшь удивлять! Я, наверное, никогда в жизни не испытывал столько удовольствия. Отпустить тебя после всего — сродни пытке.
Стоим в прихожей возле шлюза, остываем. Унимаю восставшее колотящееся сердце, и не только его. Словно просыпаюсь, осознаю, где мы, кто вокруг. Футболка впереди абсолютно мокрая, там, где Тали прижимал. У неё же тоже, наверное, спина мокрая, хотя в этом чёрном одеянии не видно.
При воспоминании о прикосновениях сквозь тонкую ткань тело в очередной раз подводит, напрочь отказываясь униматься.
Свелла бросает на меня брезгливый взгляд, изображаю истукана. Зато понемногу начинаю справляться.
Из шлюза вываливает целая толпа, места всё меньше, но аристократы хотят подышать, поэтому орава устремляется на самую широкую палубу.
Ночь, промёрзший ветер, море немного штормит. Зелёная луна такая же неестественно яркая, даже корабельная иллюминация не заглушает. Осколки зелёной дорожки в беспокойных волнах. Девичьи волосы подняли бунт, такое ощущение, что по всей палубе резко возросло их количество, несколько раз получил чужими прядями по лицу, ну и ветрюган. А Тали с мокрой спиной.