Элизабет посмотрела три программы. Иногда слышно было, как говорит Лейла: «Эта идея мне не нравится», но не испуганно, а просто немного обеспокоенно. Наконец она вышла.
– Я закончила, Ласточка. Давай, беремся за чемоданы. – И повернулась к Лону. – Не знаешь, где бы нам снять меблированную комнату?
– Хотите, оставайтесь тут.
– Нет. Отдай мне только мою сотню.
– Распишись, вот квитанция.
Когда Лейла подписала, он улыбнулся Элизабет:
– Можешь гордиться своей старшей сестрой, скоро она станет знаменитой моделью.
– А теперь мою сотню. – Лейла протянула ему расписку.
– Тебе заплатит агентство. Вот их карточка. Наведайся к ним утром.
– Но ты же говорил…
– Какая ты смешная! Учись нашему бизнесу. Фотографы никогда не платят моделям. Платит агентство, когда получает расписку.
Помочь снести чемоданы вниз он не предложил.
От гамбургеров и молочных коктейлей в ресторанчике под названием «Карман орехов» девушки приободрились. Лейла купила карту Нью-Йорка и газету и принялась изучать раздел «Недвижимость».
– О, вот ничего! Пентхаус, четырнадцать комнат, с прекрасным видом и балконом. Да, когда-нибудь, Ласточка, обещаю тебе…
Они нашли объявление о сдаче квартиры. Лейла взглянула на карту.
– Район вроде ничего. 95-я улица и Вест-Энд-авеню. Можно доехать на автобусе.
Квартира оказалась хорошей, но любезная домовладелица скисла, как только узнала, что жить тут будет и Элизабет.
– Никаких детей.
Всюду повторялось то же самое. Наконец в семь часов Лейла спросила таксиста, не знает ли он приличного места, дешевого, где она могла бы поселиться с Элизабет. Тот предложил меблированные комнаты в Гринвич-Виллидж.
На следующее утро они отправились в агентство моделей на Мэдисон-авеню за деньгами. Дверь была заперта, висела табличка «Письмо опустите в ящик». Там уже лежало с полдюжины конвертов. Лейла позвонила. В домофон спросили: «Вам назначено?»
– Мы пришли за деньгами, – объяснила Лейла.
Они с женщиной заспорили.
– Убирайтесь! – наконец закричала женщина.
Но Лейла снова надавила на кнопку звонка и не убирала палец, пока дверь наконец не открылась. Элизабет отпрянула: женщина с тяжелыми темными косами, угольно-черными глазищами и страшно сердитым лицом. Не очень молодая, но красивая. В белом шелковом платье. Элизабет вдруг увидела себя: синие шорты совсем выгорели, краска на кармашке майки полиняла. Раньше она считала – на Лейле очень красивый наряд, но рядом с этой дамой платье сестры выглядело крикливым и потрепанным.
– Послушайте, желаете оставить свое фото – пожалуйста, но начнете снова рваться в дом, я вызову полицию.
Лейла сунула ей в руку бумажку.
– Вы должны мне сто долларов. Я не уйду, пока не расплатитесь.
Та повертела расписку, прочитала и расхохоталась:
– Нет, ты и вправду дура! Непроходимая! Этот шутник вечно откалывает такие фортели с провинциальными простофилями! Где он тебя подцепил? На автобусной станции? Спала с ним?
– Нет! – Лейла вырвала расписку, разорвала и раздавила каблуком. – Пойдем, Ласточка. Пусть тот тип сделал из меня дуру, но я не позволю, чтоб еще и эта стерва потешалась на мой счет.
Элизабет видела, Лейла ужасно расстроилась, вот-вот расплачется.
Стряхнув ее руку с плеча, девочка встала перед обидчицей.
– Вы очень злая! Тот человек притворялся милым! Если он обманул ее, заставил работать даром, надо пожалеть ее, а не насмехаться. – И, развернувшись, потянула Лейлу за руку. – Пойдем!
Они направились к лифту, но женщина окликнула их:
– Эй, вы! Вернитесь! – Они не обратили внимания. – Кому сказано, вернитесь!
Спустя две минуты девушки сидели в ее кабинете.
– Я дам тебе возможность работать. Но твое платье… И в макияже ничегошеньки не смыслишь. Еще требуется хорошая стрижка. Непременно стильная. Обнаженной для этого проходимца позировала?
– Да.
– Ну и прекрасно. Если хорошо получилось, возьму тебя в коммерческую рекламу мраморного мыла. Клипов он не снимал?
– Нет вроде.
– Еще лучше. Отныне договора для тебя буду заключать я.
Ушли они как в дурмане. На следующий день у Лейлы было несколько визитов в салоны красоты, потом встреча с хозяйкой агентства у фотографа.
– Зови меня Мин, – сказала та, – и не переживай насчет платьев. Принесу тебе все, что нужно.
Элизабет была до того счастлива, что чуть не летала, но лицо сестры хранило серьезность. Они прошли Мэдисон-авеню. Спешили мимо нарядные прохожие, ярко светило солнце, тележки с горячими сосисками на каждом углу, гудели автобусы, на красный свет никто не обращал внимания, лавируя сквозь поток транспорта. У Элизабет родилось чудесное чувство – она дома!
– Мне тут нравится.
– И мне тоже, Ласточка. Ты спасла меня сегодня. Клянусь, уже не знаю, кто о ком заботится. Мин – чудесный человек. Но, Ласточка, меня кое-чему научили и наш вонючка отчим, и мамины подонки дружки, и вчерашний подлец. Ласточка, я больше никогда не буду доверять ни одному мужчине.
2
Элизабет открыла глаза. Машина бесшумно скользила по Пеббл-Бич мимо деревьев: в зарослях бугенвиллии и азалий мелькали особняки. Когда за поворотом выросли кипарисы, давшие название курорту,
[1]
лимузин сбросил скорость.
На минуту запутавшись, где она, Элизабет откинула волосы со лба, огляделась. Рядом с блаженной улыбкой развалилась Эльвира Михан.
– Притомилась, наверное, бедняжка, – заметила Эльвира. – Спала почти всю дорогу от аэропорта. – Выглянув в окно, она покачала головой. – Вот это да!
Машина миновала узорные кованые железные ворота и свернула к главному особняку: массивному трехэтажному бледно-кремовому зданию с бледными голубыми ставнями. За разбросанными группками бунгало зеркально сверкали озерца плавательных бассейнов. На северном конце раскинулось патио: вокруг громадного «Олимпийского» бассейна столики под зонтами, чуть поодаль – два одинаковых здания.
– Это отделения – мужское и женское, пояснила Элизабет.
Клиника – уменьшенная копия главного особняка – располагалась справа. Дорожки, окаймленные высокими цветущими живыми изгородями, вели к разным дверям, за ними находились процедурные кабинеты: лечебные процедуры назначались так, чтобы гости не пересекались.