И тогда же Михаил Сергеевич вдруг озаботился системой ПВО страны. Вызвал министра обороны Соколова, тот привез две карты противовоздушной обороны на западном направлении. После доклада Горбачев приказал оставить карты ему для работы. Но такие документы особой важности хранились в Генштабе на специальном учете. Генерал-полковник Ивашов вспоминал, что возникло неприятное положение. Ему выпало звонить помощнику Горбачева, узнавать, когда вернут карты. Тот ответил, что в сейфах, от которых у него имеются ключи, карт нет, а Михаил Сергеевич говорит, что они еще нужны ему. В результате в Министерстве обороны были вынуждены создавать специальную комиссию, оформлять официальным актом передачу сверхсекретных документов генеральному секретарю [153].
А в марте в Москву прикатила Маргарет Тэтчер. Видимо, проверить, как настроен ее протеже, дать ему какие-то дальнейшие советы. В частности, она указывала на желательное расчленение Югославии [37]. Судя по всему, британский премьер осталась удовлетворена переговорами. Причем у самого Горбачева с иностранными языками было туго, ему приходилось общаться через переводчиков. А его супруга свободно владела английским. Она ездила на прогулки c Тэтчер, принимала ее дома, имея возможность беседовать без «лишних ушей». И отметим совпадение. Ведь Горбачев уже показывал Маргарет Тэтчер некую сверхсекретную карту (или копию). А накануне ее визита опять был казус с картами…
Миновало полтора месяца, и из-под Гамбурга поднялся спортивный самолет Матиаса Руста. Он якобы по собственной инициативе решил совершить «миротворческий» перелет в СССР, самолет «Сессна» арендовал в аэроклубе. Но потом выяснилось, что машину серьезно доработали, вместо задних сидений установили дополнительные топливные баки. Руст совершил остановку в Великобритании, потом в Исландии, Норвегии, Финляндии. 28 мая (в советский День пограничника) он взлетел в Хельсинки. Вышел на оживленную воздушную трассу и на очень малой высоте пересек советскую границу.
ПВО обнаружила его сразу же. Три дивизиона ракет были приведены в боевую готовность. Были подняты истребители, видели самолет. Но команды на уничтожение не получали, после случая с южнокорейским «Боингом» начальство не брало на себя ответственность, слало запросы, а ответы получало невнятные. Потом под Псковом произошла загадочная путаница, якобы по неопытности дежурного офицера. При смене кодового номера «свой — чужой» Русту присвоили код «своего», наблюдение стало передавать его от рубежа к рубежу как советский самолет, сбившийся с курса. Так и долетел до Москвы, совершил посадку на мосту у собора Василия Блаженного.
С «миротворческой миссией» Руста дело было явно не чисто. Генерал армии Петр Дейнекин, полковник КГБ Игорь Морозов, командующий зенитно-ракетными войсками генерал-полковник Расим Акчурин и другие специалисты однозначно квалифицировали ее как операцию западных спецслужб. И не только западных! Карты ПВО зачем-то держал у себя Горбачев. А генерал Сергей Мельников, дежуривший 28 мая на центральном пункте управления ПВО, рассказывал — в разговоре с ним первый зам председателя КГБ Крючков признавался, что именно он курировал перелет по личному указанию Михаила Сергеевича [153].
Руста судили, дали 4 года за незаконное пересечение границы, но освободили по амнистии и отпустили в Германию. А вот для советских военных его перелет обернулся бедствием. Вся партийная пропаганда представила его как вопиющее доказательство беспомощности и разгильдяйства наших Вооруженных сил. Были сняты со своих постов министр обороны Соколов, командующий ПВО Колдунов, привлечено к ответственности 34 генерала и офицера. Министром обороны Горбачев выдвинул генерала армии Язова — старого служаку, но человека недалекого и не блиставшего глубоким умом, разохотившегося выслужиться. Его генеральный секретарь накрутил требованиями подтянуть якобы разболтавшуюся армию, навести порядок.… Покатились суровые проверки, чистки, увольнения. Так начался развал Советской Армии.
А между тем президент США Рейган посетил Германию и разразился речью около «Берлинской стены»: «Генеральный секретарь Горбачев, если вы ищете мира, если вы добиваетесь процветания для Советского Союза и для Восточной Европы, если стремитесь к либерализации, приходите сюда, к этим воротам. Господин Горбачев, откройте эти ворота! Господин Горбачев, снесите эту стену!». Западные партнеры открыто диктовали условия, на каких они желают договариваться. Наглели и шантажировали: «если вы добиваетесь процветания». Потому что с «процветанием» в СССР уже совсем не ладилось.
В июне 1987 г. состоялся пленум ЦК КПСС по экономическим вопросам, и на нем в завуалированной форме признавалось, что курс на «ускорение» рухнул. И характерно, что этот же пленум ввел в Политбюро Яковлева, главного идеолога и «сподвижника» Горбачева. «Перестройка» от «ускорения» поворачивала теперь на единственные рельсы: «гласности». Она уже внедрялась полным ходом. Средства массовой информации (подконтрольные Яковлеву) перенацелились на «острые» темы. Нарастал поток негатива. Выплеснулись публикации об «узбекском деле», о коррупции. Но раздувание этих скандалов (особенно для советского человека, совершенно непривычного к таким откровениям, не имеющего ни малейшего иммунитета к информационным манипуляциям) создавало атмосферу пессимизма и общего критикантства. Появлялись новые «смелые» телепередачи, «рупорами перестройки» становились журналы «Огонек», «Юность», газеты «Московский комсомолец», «Московская правда», «Литературная газета». Публиковали материалы, которые еще недавно сочли бы откровенно диссидентскими. И в целом получалось, «у нас все плохо», а западный мир оказывался примером для подражания.
Массовое сознание стало мутиться. Прежние ориентиры признавались ложными. Вместо них пропагандировались ценности, которые прежде осуждались. В этой обстановке общей дезориентации стали рождаться общественные организации. Причем первыми заявили о себе патриоты. Их было больше. Историко-культурное объединение «Память» образовалось еще в 1980 г., на празднование 600-летия Куликовской битвы. Теперь оно обрастало единомышленниками, превращаясь в русское национальное движение. Но… патриоты были ослеплены и обмануты. Процессы разрушения Советского Союза они восприняли в позитивном ключе — как открывающийся путь к возрождению исторической России.
6 мая 1987 г. общество «Память» впервые провело в Москве несанкционированную демонстрацию. Но выступило в поддержку перестройки! Против ее «саботажников»! И эту демонстрацию никто не разгонял! Активистов «Памяти» принял первый секретарь Московского горкома КПСС Ельцин, внимательно выслушал, пообещал учесть их пожелания! Они окрылились — и при этом Ельцин приобрел репутацию настоящего «патриота». Впрочем, и «демократа» тоже, в путанице 1987 г. данные понятия еще не противопоставлялись.
Но в действительности поддерживать патриотов никто не собирался. А «Памятью» активно занялось 5-е управление КГБ, которое бессменно держал под своим началом генерал Бобков. В движении появились лидеры с разными программами, перессорились между собой, и через пару лет вместо одной «Памяти» уже существовали Национально-патриотический фронт «Память» Дмитрия Васильева, одноименная организация Филимонова и Кварталова, Православный национально-патриотический фронт «Память» Кулакова и Воротынцева, движение «Память» Сычева, Союз за национально-пропорциональное представительство «Память» Смирнова-Осташвили, Всемирный антисионистский и антимасонский фронт «Память» Емельянова, Координационный совет движения «Память» братьев Поповых, Республиканская народная партия России Лысенко, Русское национальное единство Баркашова, Национал-социальный союз Яковлева…