- …Ай!
Полина взвизгнула. Тягучий, предоргазменный морок интимной бесстыднейшей ласки прервал… укус!
Слава ее укусил!
Полина попыталась подняться на локтях, ударилась затылком о кафель. Влажные ладони скользили по пластику, машина вздрогнула, начав слив.
- Это тебе за то, что удрала от меня.
Он поднял в голову, и они смотрели друг на друга. Попробуйте смотреть в глаза тому, чьи губы только что были у вас между ног. Попробуйте.
А потом попытайтесь хоть что-нибудь сказать. Желательное – умное. Или хотя бы связное.
- Что… - тяжело сглотнула пересохшим горлом. – Что ты делаешь?
- Занимаюсь с тобой любовью.
Любовью. Слово прозвучало. Но совсем не в том смысле.
- Но не так же…. – всхлипнула Поля.
- Как умею, - буркнул Слава. И вернулся к прерванному занятию.
Полина уже точно знала, что одним укусом дело не ограничится.
Но все равно взвизгнула. Второй раз пришелся симметрично – слева.
- А это тебе за то, что играла со мной в игры.
Она начала дрожать. Будет третий раз. Точно будет.
Губы прижались к самой середине. Именно туда… как в инструкции. Приоткрылись. Языком – сильно, влажно, по-хозяйски.
И зубы. Сжали ровно настолько, чтобы у нее остановилось дыхание, чтобы ни сил, ни воздуха на «Ай».
И – разжал. Отпустил. В звенящей тишине прозвучало низкое и хриплое:
- А это – знак ГОСТ.
А потом – нежный-нежный поцелуй, и снова – губы, язык, губы, язык, губы-язык. Пропасть чувственного наслаждения.
Машинка уходит на отжим.
Нарастающая вибрация под поясницей. Толчки языка. Хрип собственного дыхания.
Первый раз в жизни Полю рубануло после оргазма.
Первое, что увидела, когда открыла глаза – светильник в изголовье кровати. Матово блестящее лицо Славы. И как тянется к ней.
- Полька, умру сейчас…
Но не умер. А оказался внутри. Прижал к матрасу горячим тяжелым телом. Замер. Поерзал тихонько. И сделал первый обманчиво-вкрадчивый выпад.
- Знак ГОСТ точно по делу…
Способен шутить даже сейчас. Молодец. Только юмор – черный. Грешно смеяться над покойниками.
Она прошла все стадии унижения. Осталось одна, последняя – истерика. Глаза начали стремительно набухать слезами. Но на истерику – настоящую – сил уже не было. Все ушло туда, там, под вибрацию стиральной машины. И сейчас Полина лежала, глядя в потолок, чувствуя, как сбегают горячие капли на шею и даже в уши. И ощущая мощные ускоряющиеся толчки внутри.
А потом они замерли.
- Ну что еще?! – вопрос прозвучал сквозь зубы и стоном. Поля повернула голову. Славка. Мокрый, лохматый, небритый. Любимый. Самый лучший. Невероятно жестокий.
- Это так… - слова приходилось проталкивать сквозь слезы. – Так… сложно? Нет, наверное, это просто невозможно, да?
- Не говори загадками! – это уже рыком.
- Меня… меня нельзя любить, да? – Поля всхлипнула. Кажется, истерика все-таки будет. – В промежности я совершенна, там можно знак ГОСТ ставить. А любить меня – нет, для этого я недостаточно хороша. Это же уже выше пояса. Это уже сердце.
- Ка-а-апа… - простонал он. – Я сейчас способен думать только об одном! А ты… ты добить меня решила? Вот именно в этот момент вести такие разговоры! Задавать эти вопросы! Я тут все это время без тебя… А ты… Думаешь, мне мало досталось?!
- Тебе мало?! – и откуда только взялись силы на крик? - А мне нормально?! Вывернуть перед человеком душу. Признаться в любви. А тебе в ответ в лицо смеются и паспорт портят!
Воздух кончился. Силы внезапно – тоже. Нашла же время и место выяснять отношения – когда мужчина находится в тебе. К черту эту некрофилию. Отвернула лицо, уставилась невидящим взглядом в стену. Выдохнула.
- Ладно, все нормально. Я соберусь, - шмыгнула носом. - Продолжай.
Сначала была тишина. Потом разъединение тел. Полина не стала поворачиваться на бок или прикрываться. Стыдиться уже нечего. Вообще нечего.
Послышался долгий вздох. А потом – нечто невообразимое.
- Прости, маленькая. Ох… - еще один долгий вздох. – Прости, пожалуйста. Так, погоди, я сейчас, - Поля почувствовала, как ее прикрыли простыней. - Внимание, сейчас будет каминг-аут века. – Изматывающая, мхатовская пауза. - Я, кажется, тебя люблю.
А у нее, кажется, галлюцинации.
- Кажется – крестись.
- Капа!
В следующую секунду ее снова… укусили! В плечо.
Поля подскочила. Слава сидел на кровати по-турецки, обмотавшись второй простыней.
Мокрый, лохматый, небритый. Любимый. Самый лучший. Невероятно…
- Я тебе не верю. Ты бы даже судью Терентьева не убедил, не то, что меня!
- Ладно, - он имел наглость снова сложить руки на груди. Кивнул сам себе. – Пришли мне повторную повестку в суд. Ты ничего не говорила. Я ничего не говорил. Начнем заново.
Непонятно как, но удалось пожать плечами. И не потерять при этом простынь.
- Валяй.
- Ой, что же я творю… - с особенно глубоким и драматическим вздохом Слава опустил руки. – Люблю тебя, Капитолина, душа моя. Люблю так, что в штанах и груди тесно.
Он опустил руки. Она опустила руки тоже. Черт с ней, с простыней. Утонуть в глазах. Теперь уже совершено безвозвратно.
- А замуж? – успела пискнуть перед тем, как он снова сгреб ее в свои объятья.
- Ох, что делается. А-а-а…. щекотно уткнувшись небритыми подбородком и щеками в изгиб женского плеча. – Прощай, жизнь холостая. И замуж, да.
На спину она упала абсолютно, безмерно, невозможно счастливая. Он, кстати, тоже – правда, не на спину, а на Полину.
* * *
В квартире умопомрачительно пахло чем-то свежепожаренным. Это ж во сколько встала хозяюшка Капитолина Алексеевна? Ростислав сладко, по-кошачьи потянулся, сбил ногам простынь, провел рукой по кровати. Хорошо они вчера тут поговорили. Качественно и продуктивно.