– Нам лучше уйти. Пойдем.
– Куда? – спросил он, глядя на стеклянную дверь. Было видно, что Дюк все еще стоит у подножия лестницы и наблюдает за нами из-под насупленных бровей.
– Куда угодно. Пожалуйста, давай просто уйдем.
– Хорошо, – согласился Эллиотт и взял меня за руку.
Мы спустились с крыльца, прошли по неровной садовой дорожке, вышли на улицу, и Эллиотт захлопнул за нами калитку. Мы направились к парку, и чем дальше отходили от дома, тем меньше я паниковала.
Пока мы шли, Эллиотт не задавал мне вопросов, и я ценила его молчание даже больше, чем его теплую руку. Его просто невозможно было ненавидеть, как бы я ни старалась. Мы подошли к широкой поляне, вокруг которой росли клены и стояли скамейки, и я потянула Эллиотта к самой дальней скамье. Рядом с ней стояла благоухающая мусором урна, зато там была самая большая тень.
Я с облегчением откинулась на спинку скамейки, надеясь, что отчаянно колотящееся сердце постепенно успокоится. У меня дрожали руки. Дюк останавливался у нас нечасто, но если уж приезжал, то наводил на меня ужас.
Несколько минут мы сидели в молчании.
– Кэтрин, с тобой все в порядке? – спросил наконец Эллиотт. – У тебя испуганный вид.
– Все хорошо, – ответила я. – Просто ты меня напугал.
– Тогда к чему это поспешное бегство?
– Вчера вечером я забыла положить в комнаты чистые полотенца, и один из гостей рассердился.
Эллиотт недоверчиво выгнул бровь.
– Ты настолько боишься попасть в неприятности?
Я не ответила.
Эллиотт вздохнул.
– Не обязательно посвящать меня в подробности, но, если тебя кто-то обижает, расскажи. Кто-то докучает тебе?
– Нет.
Эллиотт изучающе посмотрел на меня, словно пытаясь решить, верить моим словам или нет, потом кивнул.
– Я сегодня видел тебя в школе, даже позвал по имени. Ты не ответила.
– Когда? – спросила я.
– Во время обеда. Ты встала, бросив свой поднос, и ушла. Я пытался тебя догнать, но ты быстро свернула за угол и исчезла.
– Ой.
– В каком смысле «ой»?
– Я юркнула в туалет. Пресли и ее клоны шли в мою сторону.
– Выходит, ты спряталась?
– Это лучше, чем второй вариант.
– А какой второй вариант?
– Вступить в бой, – я посмотрела на наручные часы Эллиотта. – Который час?
– Почти семь.
Солнце уже садилось.
– Разве ты не должен сейчас быть на тренировке?
Эллиотт оглядел себя, и тут я заметила, что он весь потный и грязный, до сих пор одет в футболку и синие шорты для футбола.
– Я прибежал прямо оттуда. У меня было плохое предчувствие, а едва я подошел к крыльцу, ты пулей вылетела из дома и чуть не сбила меня с ног. И вот мы сидим тут, словно ничего не произошло. Я за тебя волнуюсь.
– Почему?
Эллиотт поднял брови.
– Я ведь уже говорил. Ты выглядишь испуганной, и я знаю, что ты что-то от меня скрываешь.
Я наклонила голову набок, почесала подбородок о плечо и отвела глаза.
– Знаешь, возможно, это «что-то» тебя не касается.
– Я и не говорил, что ты должна докладывать мне обо всем, что с тобой происходит, я просто волнуюсь.
– Я не просила обо мне волноваться, – я закрыла глаза. – Не хочу, чтобы ты обо мне беспокоился. Ты все равно ничем не можешь помочь. Твоя жизнь и так нелегка, чтобы еще и обо мне переживать.
– Прекрати.
Я повернулась к нему и, к своему удивлению, увидела на его лице гримасу боли.
– Что прекратить?
– Перестань выводить меня из себя в расчете на то, что я уйду, а то твои усилия могут увенчаться успехом.
Я открыла рот, чтобы резко ответить, но промолчала. Он прав. С тех пор как умер папа, я только и делала, что отталкивала людей. Но теперь Эллиотт вернулся, и при мысли о том, что он снова уйдет, я испытывала почти физическую боль.
– Прости.
– Ты прощена.
Я указала пальцем на дорогу.
– Наверное, мне стоит вернуться домой. У меня в печке готовится запеканка.
– Просто… Дай мне еще несколько минут. Пожалуйста.
Я посмотрела на улицу, ведущую к моему дому.
– Кэтрин…
– Со мной правда все хорошо. Просто некоторые дни тяжелее других.
Эллиотт потянулся к моей руке и переплел свои пальцы с моими.
– У меня тоже бывают плохие дни, Кэтрин. Но я не выбегаю из дома, напуганный тем, что находится внутри.
У меня не было ответа на это заявление, поэтому я выпустила его руку и ушла, оставив Эллиотта в парке одного.
Глава десятая
Эллиотт
– Прекращай валять дурака, Янгблад! – сказал тренер Пекэм, помогая мне подняться с поросшей травой земли.
Я встал и кивнул.
Тренер ухватил меня за маску шлема.
– Знаю, ты знаменит своей ловкостью, но мне не нужно, чтобы ты травмировался на тренировке с собственной командой еще до первой игры, черт возьми.
– Извините, тренер, – сказал я.
Уже второй раз за тренировку я упал, врезавшись головой в другого игрока. Тренер загонял меня до полусмерти, но меня это вполне устраивало. Только так я мог выпустить пар и хоть немного умерить кипящую внутри злость. Кэтрин занимала все мои мысли. Сейчас мне было легче бегать с мячом, чем помнить о других игроках, поэтому я просто хватал мяч и мчался к краю зоны.
По окончании тренировки мы все встали в кружок и выслушали наставления тренера. На поле выбежали помощники, неся бутылки воды. Когда нас отпустили, мои товарищи по команде тут же окружили меня и принялись хлопать по заднице, плечам и затылку. Они вопили и орали, пока мы шли в раздевалку – радовались, что к началу грядущего сезона у них в команде появился квотербек.
– Мы, конечно, очень рады, что ты теперь с нами, но все же, признайся, с чего это ты вдруг переехал сюда в последний год учебы? – спросил Коннор Дэниелс.
Он тоже учился в выпускном классе, любил пообсуждать девушку, с которой встречался в настоящее время, а также похвалиться количеством спиртного, выпитого в прошлые выходные. Он походил на ребят, с которыми я играл в Юконе: те тоже считали секс и выпивку единственными достойными темами для разговора. А может, Коннор чувствовал неуверенность и пытался скрыть это подобными выходками. В любом случае, он меня раздражал.
– Ты что, из семьи военного? – спросил Скотти Нил. До меня квотербеком был он. Хоть Скотти и пытался делать вид, будто мое появление его бесит, я видел, что в глубине души он испытывает облегчение.