И, разумеется, я не могу не думать о том, что произошло.
Дракон, опустившийся на землю. Невыносимое, сумасшедшее притяжение.
Удар, слияние, боль… его боль, которая меня чуть не убила.
Харргалахт до сих пор пульсирует, и я подавляю безотчетное желание вцепиться в нее ногтями. Я же просила ее снять! Просила!
Что там вообще произошло?
Ото всех этих мыслей становится не по себе. Особенно не по себе — от взгляда Торна. Он смотрел на меня в точности так же, как в последний раз, в кабинете. Как на пустое место.
Даже хуже.
Как на грязное пустое место.
Чего я ждала от этой встречи?
Не знаю. Наверное, подсознательно — того, что взгляд человека… то есть иртхана будет таким же как взгляд дракона. До той минуты, пока он не почувствовал чужую харргалахт.
Как бы там ни было, таким этот взгляд не был, и мне надо это признать. А после того, как я это признаю, надо признать, что…
Между нами все кончено.
Глава 26
За последнее время я столько раз переезжала, что еще один переход — закрытый ВИП-телепорт в Мэйстон, столицу Аронгары, по сути, ничего не изменил. В принципе, он и не изменил — поменялся только пейзаж за окном с жаркого Зингспридского на более привычный зимний. Поменялся персонал частной закрытой клиники, в которую меня привезли. В остальном — все та же аппаратура, монотонный писк которой подсказывает, что со мной и с Льдинкой все в порядке.
Сейчас все в порядке.
Поэтому когда открывается дверь и появляется Халлоран (хвала всем кому только можно за то, что это именно он), я даже сильно не удивляюсь. Я вообще не уверена, что слово «сильно» ко мне теперь применимо, потому что все мое сильно осталось в той пустоши. Я помню, как бросилась к дракону, как меня трясло от сумасшедшего, безумного притяжения.
Кстати, о притяжении.
— Что это было — там, в пустоши? — спрашиваю я. — Я не собиралась выходить из флайса.
— Притяжение пламени.
— Это как?
— Когда огни драконов или иртханов совпадают, это реализуется притяжением на физическом уровне. Если они еще и сочетаются… — Халлоран осекается, потом подходит ближе. — Словом, суть заключается в том, что возникает такое вот алогичное для человека притяжение. Поскольку перед вами был даже не иртхан, а дракон, это сработало именно так.
— Почему вы не заставили Бена снять харргалахт? — Я смотрю на него в упор. — Вы же знали, что так будет. И не надо вешать мне на уши всю эту чушь про то, что у меня плохое состояние, что я была слабая и так далее. Давайте говорить откровенно, местр Халлоран. Зачем это было нужно вам?
— На самом деле харргалахт малоизучена, и я действительно предпочел бы оставить ее в покое до того, как вы родите.
Я хмыкаю. Надеюсь, взгляд у меня сейчас по-настоящему скептический, потому что вот это вот «малоизучена» могло прокатить с Лаурой-Хэдфенгер-развесь-уши. Когда-то безумно давно.
— Но вы правы. Была еще одна причина, не менее веская. Эта причина — выход из оборота. Мне нужно было, чтобы дракон перестал видеть в вас пару, и ферн Ландерстерг смог вернуться обратно.
— Как он может видеть во мне пару?! — взрываюсь я.
— Из-за вашей особенности.
— Это… — я поднимаю руки, потому что во мне кончаются слова.
— И еще одна причина, Лаура. Пока вы являетесь потенциальной супругой местра Эстфардхара, чисто теоретически ферн Ландерстерг не имеет права вас забрать.
— А грязно практически?
Халлоран усмехается.
— Мы сейчас побеседовали. Только что. Первенец правящего — особенно правящего державой — это очень и очень серьезно.
— Да, я это уже поняла, когда чуть не заморозила ваш лучший курорт.
— Хорошо, что у вас сохранилось чувство юмора.
— Это не чувство юмора. Это сарказм.
На какое-то время воцаряется долгое молчание, в течение которого Халлоран смотрит на меня, а я изучаю паутинку датчика, тянущуюся вдоль моего предплечья. Облегчать ему задачу я тоже не собираюсь, я порядком устала от этих интриг и политических игр. Устала от того, что меня использовали все, кому не лень, и вот от этого — взгляда навылет, жесткого, скользящего по мне льдом, как будто не было между нами всего, что случилось на курорте, этого тепла, этих объятий, как будто он не сжимал мою руку после того, как я поломалась на катке — устала больше всего.
Он словно сошедшая лавина обрушился на меня в пустоши, и я до сих пор как под этой лавиной.
— Помимо особенностей вашего малыша или малышки, — все-таки возвращается к разговору Халлоран, — существует еще его право на ребенка, и все это в принципе преодолимо. Но не без потерь.
— Что значит — не без потерь? — интересуюсь я.
— Это значит, что я мог бы — с учетом уже вашей особенности — объявить себя вашим наставником и взять под свою защиту. В этом случае ферн Ландерстерг будет иметь дело уже со мной, но это — международный конфликт. Учитывая его настрой, в котором я только что имел возможность убедиться лично, это будет не просто международный конфликт, а война.
Да, не думала я в свой двадцать один год, что когда-нибудь стану причиной войны между Ферверном и Аронгарой. Проблема в том, что я не хочу ею становиться — я никогда не жила в войне, и жить в ней не хочу. Не хочу, чтобы из-за меня гибли люди. Не хочу, чтобы из-за меня разрушались дома. Драконы, да я даже представить не могу, во что это может вылиться сейчас — с ультрасовременными технологиями.
— Подводя итог вашей пламенной речи, — я понимаю, что не должна злиться на него, но я злюсь. Видимо, Халлорану сейчас достается за все и за всех, кому не досталось в процессе, — я делаю вывод, что вы выдадите меня ему. Я правильно поняла?
— Есть еще один выход, Лаура.
— Какой?
— Вы можете умереть.
Да, это определенно выход. Был бы выход: Лауры нет, нет и проблем, но даже тут есть проблема — я не хочу умирать. Не хочу больше играть в эти набловы игры, и что — даже если на минутку представить, что я могла бы согласиться — как он это вообще себе представляет?
— У вас есть жена, местр Халлоран, — говорю я. — Как вы думаете, как бы она отреагировала на новость о том, что вы мертвы?
— Моя жена — это совершенно другое дело, — его голос становится холодным, но мне плевать. Пусть он хоть весь запас лимонада со льдом выпьет из своего гигантского председательского холодильника, на меня это больше не действует.
— Правда? Ну в таком случае, кто там у вас еще есть? Брат, кажется? Как думаете, он будет счастлив, если узнает о том, что вас нет? — Мне не просто хочется орать, мне хочется швырнуть в него штативом с проводами, а после добавить аппаратурой. — Может, в вашем высоком политическом мире такое в порядке вещей — а может, вы такое уже проворачивали, а? Но я никогда. Никому. Из своих близких — пусть даже останется всего один человек в этом мире, которому я дорога, не позволю это испытать. Так что можете идти со своим предложением туда, откуда пришли. Ясно?