– Неужели ты не можешь воспитать их обоих?
– Это безнадежно. Сам не хочешь попробовать? – Ашер налил бокал вина и протянул его Цето.
– Даже не думай. Я еще не настолько устал от жизни.
– Верно. И при этом необычайно мудро.
Они подняли бокалы друг за друга.
Ашер был единственным, от кого Мим и Пан могли терпеть упреки, наказания или приказы. Он создал их.
Из золотой вечности – или, как ее еще называли, из эфира. Из энергии, которая пронизывала этот мир и весь остальной универсум. Которая была внутренне присуща Вечным. И еще из пепла, дыма, огня, частицы самого себя и особой добавки, которую он добыл много столетий назад. Они были уникальны, и никто не знал, можно ли их на самом деле считать тем, чем они казались. Это оказалось сложное заклинание, но у него получилось – Мим и Пан стали тому доказательством. Ну, по крайней мере, если знать, на что они способны. В прошлый раз, когда Цето попытался их отчитать, пробудилась их исконная сущность, и это встревожило даже самого Ашера.
Существовал только один способ убить Вечного навсегда и необратимо, неважно, стоял ли он на стороне света или на стороне тьмы. И это было оружие, выкованное из эфира. Только немногие были способны его создать.
Мим и Пан были таким оружием.
Их зубы были словно отравлены. Нанесенные ими раны не исцелились бы сразу у Вечных – на это ушло бы время, а при серьезной травме… они могли оказаться смертельными. Жить вечно не значит быть бессмертным. Они не были бессмертными в подлинном смысле слова.
– Ну так что привело тебя сюда? Кроме вина и этих двух слюнявых комков шерсти?
Пан, сидевший на голове Цето, засопел, нитка слюны наконец достигла его волос. Цето поморщился, отпил глоток вина и подавил желание тряхнуть головой – так он разбудил бы зловредное создание.
– Мои темные лазутчики, – заговорил он серьезно и тихо, наблюдая за тем, как пламя в камине лижет остатки дерева. Сегодня они роятся вокруг меня, как лемминги.
– Такое часто случается, в этом нет ничего особенного, – Ашер пожал плечами, но Цето повернул голову, насколько это было возможно, и пристально посмотрел на брата.
– Верно. Но в этот раз случилось кое-что новое, и я хочу об этом тебе рассказать.
– И в чем же дело?
– Тариэль, – коротко сказал Цето, и Ашер тут же оцепенел.
В то же мгновение еще не прогоревший огонь почти потух, превратившись в жалкий язычок пламени. Ашер снова вдохнул в него жизнь. Он сделал глубокий вдох, и пламя резко вспыхнуло, взметнулось вверх, чуть не охватив камин, а затем вернулось к своему прежнему размеру. Испугавшись, Мим покрепче прижалась к ноге Ашера. Он наклонился вперед, чтобы поставить бокал на столик. По нему было видно, что он крепко о чем-то задумался. Тени в комнате стали темнее, воздух – холоднее, тепло, исходившее от пламени, было бессильно против энергии Ашера, которую он сам с трудом контролировал.
– Интересно.
– Ничего не хочешь добавить?
– Где его заметили?
– В Праге.
Ашер сухо рассмеялся.
– Столько столетий он держался скрытно, защищался своей энергией, что можно было даже предположить, что он спрятался. И что теперь? Он снова появляется, вот так вот запросто, без защиты, не пытаясь замаскироваться, и показывается в человеческом мире? Удивительно, не так ли? – размышлял он вслух.
– Не хочешь отомстить?
– Месть, – хрипло прошептал Ашер с отсутствующим видом. – Я уже, насколько это было возможно, примирился со случившимся. Не то что я и правда готов был его простить… – Он на мгновение задумался. – Месть. Я и правда думал, что выше этого. Полезно узнать, что я могу ошибаться.
Размышления и воспоминания о прошедших днях грозили захватить его, пробудив ту всепоглощающую ярость, которую когда-то в нем пробуждал Тариэль. От которой он так и не избавился.
Покачав головой, он расстегнул пиджак и снял его, а затем аккуратно положил его на подлокотник и снова откинулся назад. Мим хотела было запрыгнуть ему на колени, но у нее получилось только с третьей попытки. Она от души зевнула, а затем свернулась клубком.
– Итак, ты хочешь отомстить, – произнес Цето. – Почему же Светлый Вечный был так неосторожен?
– Тариэль не стал бы рисковать просто так, выдавая свое присутствие Темным.
– Человеку.
– Что?
– Он явился какой-то женщине.
– А это превращает просто интересную информацию в совершенно исключительную. С какой стати Тариэль явился смертной? Он всегда боялся нарушений равновесия, аномалий и вмешательств любого рода. С чего же он пошел на такой риск? И почему именно сейчас?
– Не знаю, – пришлось признаться Цето.
Глядя в огонь, Ашер позволил своим мыслям блуждать. Он не мог увидеть никакой взаимосвязи.
– Что ты задумал?
Рот Ашера скривился.
– Думаю, мне предстоит путешествие.
Ночь была ясной. Казалось, будто они сидят в засаде, наблюдая за тем, что происходит под небосводом, а полная луна светила им, как фонарь.
Вид отсюда сверху был превосходный. Прага всегда оказывалась в числе любимых городов Ашера. Ему нравилось это необычное, наполненное красотой место – со своим очарованием и характером. Неидеальной, но чистой, первозданной красотой, которая проявлялась, несмотря на острые углы и резкие очертания. Прага была из тех мест, где энергетические потоки особенно чувствовались, пульсировали под городом сильно и отчетливо, как вены, ведущие к сердцу.
Держа руки в карманах, Ашер непринужденно прислонился плечом к дымовой трубе на одной из крыш и посмотрел сверху вниз, на Влтаву. Он уже пытался выследить Тариэля. Пока что безрезультатно. Лазутчики Цето тоже ничего не видели, хотя они сидели в каждом темном углу и могли видеть все. Это были тени города, тени любого предмета, тени в каждом углу. Они пробуждались к жизни и подчинялись приказам Цето. В смертном мире они становились его глазами и ушами.
Может, этот трус спрятался снова? Нет, в это он не верил. В этом не было бы никакого смысла. Впрочем, разве в других его поступках он был? Но, как обычно, как бы Ашер ни ломал голову, он не находил никакого объяснения тому, почему Тариэль решил появиться именно сейчас. И более того, показаться человеку. Тариэль не является людям. Никогда. Потому что он так сильно переживал за этот мир, за вселенную и за хрупкое равновесие, что всегда держался от людей на расстоянии. Он не участвовал в жизни смертного мира, а лишь наблюдал за ним, живя в сфере света, как отшельник.
Когда-то все было иначе.
Вспомнив о прошлом, Ашер стиснул зубы так сильно, что они скрипнули. Может, Тариэль потому и спрятался. Он больше не ненавидел Тариэля за случившееся. Ненависть была слишком сильным словом, слишком сильным чувством, а он ничего подобного не испытывал. Крайности, неважно какой природы, были опасны. Но он хотел, чтобы Тариэль искупил то, что совершил.