Кто убил Жозефину? Тайна смерти жены Наполеона - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 19

Накануне с помощью маленьких фигурок в нарядах из разноцветной бумаги, расставленных на плане Собора Парижской Богоматери, придворный художник Жан-Батист Изабе прямо на столе императора показал каждому, что тот должен делать. Более того, накануне коронации были устроены репетиции с помощью плана, который начертили мелом на паркете.

На следующее утро, тщательно наложив на лицо косметику, Жозефина облачилась в платье из белого, усыпанного золотыми пчелами атласа, расшитое серебром и сверкающее бриллиантами. Это платье, «отделанное кружевами», стоило 10 000 франков. Обута она в белые бархатные, расшитые золотом туфли ценой в 650 франков. Императорская мантия дожидалась ее в архиепископстве, поэтому она временно довольствовалась юбкой из белого бархата, которая обошлась в 7000 франков. Перчатки у нее с золотой строчкой. На голове – диадема оценочной стоимостью в 103 2000 франков.

С бриллиантами повсюду (в ушах, на шее, на поясе) Жозефина, по общему мнению, выглядела на пятнадцать лет моложе. Высокий кружевной воротник обрамлял ее лицо и делал ее еще более восхитительной, что и доказывает нам знаменитая картина Жака-Луи Давида.

Коронация Наполеона (фрагмент). Худ. Жак-Луи Давид

Кстати, об этой картине.

Безусловно, все великолепие церемонии прекрасно отражено на этой огромной картине Давида, выполненной по заказу самого Наполеона. На ней изображен эпизод, когда Наполеон коронует Жозефину, а папа Пий VII дает ему свое благословление.

В настоящее время оригинал этой картины находится в Лувре, и по ней миллионы людей судят о том, что происходило 2 декабря 1804 года.

В тот день Жак-Луи Давид присутствовал на церемонии в Соборе Парижской Богоматери и имел, таким образом, собственное представление о происходившем. Этот человек никогда не полагался на память и, начав полотно, должен был использовать все возможности для того, чтобы быть предельно точным. Тех, кто мог и хотел позировать, он просил об этом; он интересовался мнением участников церемонии об отдельных кусках картины по мере их написания. Для него было важно воссоздать не только подлинный интерьер, но и костюмы, мельчайшие аксессуары. В этом отношении весьма показателен отрывок из письма, адресованного Давидом одному из придворных живописцев Луи Бонапарта, брата императора:

«Мне необходимо, чтобы Его Величество соизволил бы приказать доставить мне те одежды, в которых он присутствовал на церемонии <…> Мне нужны также головной убор и особенно сабля, которая была у него на боку».

Вроде бы все в картине должно быть фотографически точно. Однако и здесь, как и в случае с картиной Антуана Гро, изображающей Наполеона на Аркольском мосту, на котором он на самом деле никогда не был, имеет место одна очень существенная даже не неточность, а намеренная фальсификация.

Вышесказанное нуждается в пояснении. Дело в том, что в свое время Люсьен Бонапарт возглавлял Совет Пятисот (одну из палат французского Законодательного собрания) и сыграл решающую роль в государственном перевороте 18–19 брюмера, в результате которого вся полнота власти в стране перешла к Наполеону. После этого отношения между братьями испортились, и особенно их обострила женитьба Люсьена на упомянутой выше «мадам Жубертон» (Александрине де Блешам). Наполеон невзлюбил эту женщину и заявил, что никогда не признает этот брак законным. После этого гордый Люсьен уехал с женой в Рим.

В этом конфликте мадам Летиция подержала Люсьена Бонапарта и демонстративно уехала к нему в Италию, отказавшись даже прибыть на коронацию Наполеона и Жозефины. Подобный скандал очень ранил сердце императора, и он не хотел, чтобы информация об этом некрасивом эпизоде в его жизни стала частью Его Великой Истории, написанию которой он придавал такое огромное значение.

В результате художнику Давиду был дан конкретный заказ, и Мадам Мать, вопреки исторической правде, появилась на картине, посвященной коронации. Жак-Луи Давид недолго изводил себя сомнениями: бескомпромиссный реалист Давид решил, что лучше будет уступить. И награды не заставили себя долго ждать: сговорчивый художник принял при Наполеоне звание «первого живописца императора» и получил орден Почетного легиона.

Таким образом, гигантский холст Давида (его размеры – 6 x 10 метров) намного пережил своего автора и тех, кто на ней изображен. Созданный художником и Наполеоном образ матери, восхищенно смотрящей на триумф своего сына, прочно закрепился в подсознании миллионов людей из разных стран мира и стал повсеместно узнаваемым. При этом все видевшие эту картину забывают, что картина – это не фотография, и совершенно не задаются вопросом, а было ли все это на самом деле.

Вывод историка Пьера Микеля тут однозначен: Наполеон умышленно создавал свою легенду, и создание это «происходило ценой таких вот приближений и подобного рода маленьких натяжек».

А что же Жозефина?

2 декабря нескончаемая вереница золотых карет со всем двором, генералитетом, сановниками, папой и кардиналами продвигалась к собору, а несметные толпы народа с восторгом глядели на этот блестящий кортеж.

Камердинер Наполеона Констан вспоминает:

«Папа Римский прибыл в Собор Парижской Богоматери примерно за час до появления там Их Величеств, которые покинули Тюильри ровно в одиннадцать часов утра. Об этом оповестили многочисленные артиллерийские салюты. Карету Их Величеств, сверкавшую золотом и пышно раскрашенную, везли восемь гнедых лошадей, блиставших великолепием своего снаряжения».

Однако в центральный акт коронации Наполеон внес (совершенно неожиданно для папы и вопреки предварительному постановлению церемониала) одно существенное изменение: когда в торжественный момент Пий VII стал поднимать большую императорскую корону, чтобы надеть ее на голову императора, Наполеон внезапно выхватил ее из рук папы и сам надел себе на голову.

После этого Жозефина встала перед императором на колени, и он возложил на ее голову корону поменьше. Этот жест возложения на себя короны имел символический и очень серьезный смысл: Наполеон не хотел, чтобы папскому «благословению» было придано слишком уж решающее значение в этом обряде. Он не пожелал принимать корону из чьих бы то ни было рук, кроме своих собственных.