– А кто говорит?
– Да все уже знают. Я ночь не спал.
– Подождите… – Александра пыталась собраться с мыслями. – А когда вам сказали? И кто? Это случилось только вчера вечером.
– Да это неважно совершенно, кто и когда сказал, – проскрипел Балакян. – Важно то, что случилось. Мне по делу звонил этот, как его фамилия, все забываю… Рыжий, старинными тканями торгует. Вы его должны тоже знать. Эмиль.
– Эмиль?! Вам вчера вечером позвонил Эмиль и рассказал об этом?! Во сколько?
– Часов в девять, может, в начале десятого… Да почему это так важно?
Игнат делал размашистые крестообразные жесты, какими в приключенческих фильмах сажают вертолет.
– Оставь его в покое, – громко прошептал он. – Закругляйся!
Александра свернула разговор, пообещав перезвонить, как только появятся нужные сведения о картинах. Какое-то время она сидела с умолкшим телефоном в руке, глядя в пространство и хмурясь.
– Что ты вцепилась в старика? Ты вообще не должна больше иметь дела с картинами Маневича. Сказала бы, что больше ничего в продажу не поступает, и дело с концом.
– Я не уверена, что мои дела с Маневичем закончены.
– Да ты с ума сошла…
– Пойми, такого контракта у меня еще не было. Он действительно хочет все продать. И даже если он выплатит мне всего один процент, я буду держаться за этот договор до последнего. Может быть, все не так скверно, как мне представляется. Может быть, ему удастся договориться с женой. Я не могу просто так все бросить и уйти. Не только из-за неустойки.
Игнат упал в старое вольтеровское кресло, которое даже не скрипнуло под его худощавым телом. Снял с головы серебристый ободок, взъерошил волосы.
– С ума сошла, – уверенно повторил он. – Я предлагаю чистое, прекрасное дело, сразу даю деньги – ты не согласна. Этот черт Маневич уже по уши в крови, его жена в любой момент может в суд на него подать… Да он и без жены сядет, если у него такие доброжелатели. А ты за него держишься!
Александра покачала головой:
– Ты сам обратил мое внимание на то, что между нами есть некая связь. Все, что случается с ним, имеет отношение ко мне. К моей старой мастерской, точнее. И я хочу понять, в чем дело. Ты остроумно заметил, что следующей жертвой могу стать я сама. Как ты думаешь, мне стоит держать руку на пульсе?
– Разве что ради пульса… – пробурчал Игнат. – А все-таки, кто этот Эмиль? Почему ты так напряглась?
– Понимаешь, я нашла Федора в начале восьмого. В девять там работала следственно-оперативная группа. Они уехали в начале одиннадцатого. О том, что случилось, знала только я, владелица соседнего магазина и группа. Конечно, потом информация могла просочиться, хоть через ту же соседку. Да там еще кто-то из соседей в понятых был. Но как Эмиль мог узнать об убийстве в девять?!
– Ух ты, – негромко произнес Игнат, выслушав ее очень внимательно. – А что это за тип, этот Эмиль?
– Хороший человек, – уверенно ответила Александра. – Я мало о ком из коллег могу вот так сказать. Немного чудак. Очень добрый. Собирает бездомных кошек, лечит их, пытается раздавать. Но они по большей части так и живут у него. Торгует старинными тканями, коврами, гобеленами. Довольно редкая специализация. Кстати, подделать старинную ткань невозможно. Можно сделать аутентичный станок, изготовить пряжу по старинной технологии, обучить ткача… Но это все равно будет только имитация. Эмиль мне много об этом рассказывал. Я у него старые холсты покупала.
– Ага! – Игнат ткнул в ее сторону указательным пальцем. – А можно узнать, сударыня, для чего?
– Для реставрации.
– Знаю я эти реставрации на старых отмытых холстах. Со мной сотрудничать не желаешь, а сама…
Александра не выдержала и вспылила:
– Да что ты вцепился, как клещ?! Я не единственный художник в Москве!
– Ну да, конечно, сейчас я пойду искать другого и посвящать в свои планы, – скривил губы Игнат. – Я выбрал тебя потому, что ты не станешь болтать. И всего-то прошу сделать дружеское одолжение, нарисовать всего один герб! Не даром, за деньги. Нет, ей нужен этот маньяк Маневич.
Александра уже не слушала. Она листала список номеров в телефоне. Эмиль был предпоследним.
– Помолчи, – бросила она Игнату.
Эмиль даже не поздоровался, начал с места в карьер:
– Ты слышала уже про Федора Телятникова?
– Я слышала. А ты откуда узнал?
В трубке повисло молчание. Потом Эмиль виноватым голосом поинтересовался:
– Ты далеко от меня? Не можешь подъехать? Не хочу по телефону.
– Я сейчас дома. Через полчаса подойду к тебе на Сретенский бульвар. Напомни только домофон.
– Пятьдесят два. Не знаю, как тебя благодарить! – сердечно отозвался Эмиль. – Места себе не нахожу. Жду.
Она положила телефон в сумку и, взяв из шкафа чистое полотенце, отправилась в душ. Игнат следовал за ней по пятам:
– Я с тобой пойду!
– Не мыться, надеюсь?! – она захлопнула дверь ванной комнаты у него под носом, заперлась, сбросила простыню, белье, встала под душ. Пока горячие струи воды гнали с ее волос пену, Александра стояла с закрытыми глазами, и в красном сумраке под веками проплывала одна и та же картина. Выставка, мерно жужжащая толпа, бродящая под низкими сводами мансарды, превращенной в галерею. Шепот Марины Алешиной, острый, древесно-перечный аромат ее духов. Человек, на которого она указала, высокий, подтянутый, стильно и небрежно одетый. Яркая седина подчеркивала смоляную черноту его глаз. Маневич был похож больше на актера, чем на бизнесмена. И рядом – маленький рыжий Эмиль, возбужденно машущий руками. Снисходительная улыбка Маневича. «Они знакомы».
Пока она принимала душ, Игнат переоделся. На нем снова были брезентовые штаны неопределенного цвета, он натянул едва подсохшую выстиранную белую майку, свитер повязал на шею за рукава.
– Ты, в самом деле, собрался со мной? – Александра переодевалась в комнате, пока Игнат топтался в коридоре за закрытой дверью. – У тебя совершенно нет других дел? Может быть, тебе лучше поехать домой?
Одевшись, она открыла дверь и перебросила на плечо ремень сумки.
– Я пойду с тобой, я за тебя беспокоюсь, – Игнат посмотрелся в подслеповатое старинное зеркало, скорчил гримасу и, по всей видимости, остался собой доволен. – Вокруг тебя происходит что-то нехорошее.
– У меня такое ощущение, что я завела собаку, – Александра присела, зашнуровывая кеды. – Только говорящую. Я иду сейчас к человеку, который не способен причинить мне зла. Совсем не обязательно тащиться со мной. Боюсь, он зажмется при тебе, а ему явно есть что рассказать.
– Ну, я во дворе подожду, – вздохнул Игнат. – Раз я говорящая собака. Конечно, разве можно меня в квартиру впускать? Еще на ковре натопчу.