Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Медведев cтр.№ 30

Болдуин ответил на следующий день, поблагодарив «дорогого Уинстона» за его «доброжелательное письмо». И хотя он выразил «сожаление в связи с вашим решением не посещать больше заседаний» теневого кабинета, он четко дал понять, что переживать по этому поводу не станет. «Я убежден, что вы приняли правильное решение в нынешних обстоятельствах», — заметил Болдуин, сказав этой фразой больше, чем последующими четырьмя абзацами слащавого политеса ^[262].

В 1931 году Черчилль направит в сторону Болдуина не одну стрелу. Но, по его же собственным словам, эти стрелы, хотя и были «острыми», «не содержали яда» Поэтому, «если они и кололи», то «не вызывая нагноения» ^[263].

По мере того как пропасть разногласий будет углубляться, ситуация изменится, и недовольство примет более резкую форму. А пока место Черчилля в теневом кабинете занял Невилл Чемберлен. Отныне главной надеждой поднявшего на консервативном корабле бунт политика стали единомышленники, которых было предостаточно. Другое дело, что с большинством из них Черчиллю было не по пути. Его новыми союзниками стали представители радикального крыла тори, так называемые «твердолобые». Объединяться с ними если и можно было, то лишь на непродолжительное время. Слишком настойчиво и слишком долго они критиковали Черчилля в недавнем прошлом, слишком консервативны они были, чтобы строить на взаимоотношении с ними прочный фундамент политического успеха в будущем, слишком они отдаляли его от умеренных членов партии, разрушая политическую платформу в настоящем. Но на тот момент Черчилль еще не до конца понимал опасность и недолговечность этого союза.

В конце января 1931 года газетный магнат Гарольд Сидней Хар-мсвортс, 1-й виконт Ротермир (1868–1940) направил мятежному политику поздравление со следующими словами: «Вы и в самом деле сейчас поставили ногу на лестницу, которая вскоре приведет вас к премьерству. Если вы продолжите непоколебимо двигаться вперед, ничто не сможет вас остановить» ^[264]. Более откровенной лести Черчиллю не приходилось слышать уже давно. Но вся пикантность ситуации заключалась в том, что Черчилль не увидел в этом послании ничего лестного, восприняв высказанные пожелания вполне серьезно ^[265]. Более того, он признался близким, что «политика все более благоприятно ко мне расположена» ^[266]; «несомненно, весь дух Консервативной партии со мной, а разочарование Болдуином идет мне на пользу», «каждая речь, которую я произношу, каждый шаг, который я делаю, принимаются» ^[267] великолепно. На самом деле вместо ведущей к премьерству лестницы и всеобщих оваций впереди Черчилля ожидала судьба парии и пустынные годы политического одиночества. И то, что Черчилль это не осознал, удивительно, поскольку в своих мемуарах он с поразительной точностью описал избранную им модель поведения на примере лорда Рандольфа: «Он не принадлежал к числу тех, кто принимает решения по указке партийного руководства. Когда он затевал фракционную борьбу, то вел дело к победе, не гнушаясь ничем. <…> Холодную, рассчитанную игру он никогда не вел. Говорил что думал. Так оно лучше» ^[268].

Черчилля часто обвиняли в макиавеллизме и склонности к интригам, но «холодная, рассчитанная игра» в ее безобразном виде и негативном понимании была чужда его натуре. Если бы он был тем, каким его хотели видеть нечистоплотные критики, то он давно бы пошел на попятную, умерил бы свои империалистические амбиции в отношении Индии и вернулся в лоно руководства своей партии. И уж точно не стал бы переходить на личности, используя свое красноречие в борьбе с противниками.

Первым, в январе 1931 года, досталось Рамсею Макдональду.

Во время обсуждения в парламенте одного из предложенных правительством законопроектов, которое закончилось отклонением правительственной инициативы, Черчилль назвал премьер-министра «величайшим из ныне здравствующих мастеров падения»: «Он встает целым и невредимым после падения, убеждая нас, что ничего не произошло» ^[269]. Спустя неделю Черчилль вновь нанес туше. Вначале он упомянул свою прежнюю ремарку об удивительных способностях главы правительства сносить поражения, после чего шокировал присутствующих следующим: «Я помню, когда я был ребенком, меня взяли на представление в цирк Барнума, знаменитый своими диковинами и примерами уродства. Больше всего я хотел увидеть экспонат „Бесхребетное чудо“, однако мои родители сочли подобное представление противным и деморализующим для глаз ребенка. Мне пришлось ждать пятьдесят лет, прежде чем я увидел „Бесхребетное чудо“ на скамье в палате общин» ^[270]. И эти слова Черчилль адресовал не просто лидеру оппозиционной (с его точки зрения) партии. Они касались действующего премьер-министра!

Следующей мишенью, в которую были выпущены острословные стрелы, стал лидер Индийского национального конгресса Махатма Ганди. Вскоре после того, как Макдональд был заклеймен «Бесхребетным чудом», Черчилль выступил на заседании Индийского имперского общества в Манчестере. Желающих послушать его оказалось так много, что несколько сот людей даже не смогли найти себе места в зале. Черчилль обрушился с критикой на запланированные между лордом Ирвином и Ганди переговоры, назвав последнего «фанатиком и аскетом, похожим на факира, типаж которого хорошо известен на Востоке» ^[271].

Новую стрелу в Ганди Черчилль направил из своего избирательного округа Эппинг. Поводом для возмущения послужили начавшиеся 17 февраля переговоры с лидером ИНК, которые проходили в резиденции вице-короля в Дели. «Возмутительно и тошно смотреть, как господин Ганди, этот мятежный адвокат из Миддл-Темпла, строит из себя босоногого факира, как он полуголым является во дворец, чтобы говорить с представителем нашего короля-императора, а сам между тем продолжает затевать бунты и настраивать местное население против нас» ^[272]. Делясь с супругой впечатлениями о том, как его приняли избиратели, Черчилль назвал встречу в Эппинге «нежной, пылкой и единодушной» ^[273].