В общем, Алексей Алексеевич и на следующий день не пошёл на службу, и ещё на следующий, и вообще никогда больше не пошёл. Со службы каждый день звонили – сначала интересовались здоровьем, потом стали спрашивать, когда он появится. Алексей Алексеевич что-то врал в трубку, а потом звонить перестали, чему он был очень рад.
Как это часто случается с никогда не пившими людьми, он вдруг бурно и неудержимо запил. Даже сосед алкоголик, иногда встречаясь с Алексеем Алексеевичем возле туалета, качал сокрушённо головой: «Ну, ты, брат, того, полегче…»
Соседка Софья Андреевна пыталась его спасти – ежедневно вызывала участкового, скорую психиатрическую помощь, службу спасения и вообще всех, кого только можно вызвать по телефону, но всё безуспешно. Всего через пару месяцев служба спасения, выломав дверь, нашла Алексея Алексеевича мёртвым на полу.
* * *
«Ну-ну, – скажет всё давно уже понявший читатель. – Конечно же, после смерти Алексей Алексеевич сделался призраком и стал бродить по городу Петербургу в поисках своего телефона».
И что автор может возразить такому читателю? Да ничего он не может возразить. Был бы автор поизобретательнее, он непременно придумал бы к этой истории какой-нибудь неожиданный или фантастический конец. Но увы – жизнь наша, за малым исключением, однообразна и предсказуема.
После смерти Алексея Алексеевича с несколькими патрулями петербуржской милиции действительно произошёл ряд тщательно засекреченных от общественности происшествий. После этих происшествий состоялось тайное собрание всех милиционеров города Петербурга. Про это собрание ничего доподлинно не известно – в основном слухи и враки. Например, рассказывают шёпотом, что будто бы в середине этого собрания стояла чаша, куда каждый патрульный милиционер должен был накапать своей крови и принести страшную клятву, а потом каждый должен был сделать из этой чаши глоток. Ну и другую, тому подобную, чепуху.
Но так или иначе, с тех самых пор петербуржская милиция больше никогда не отбирает у подвыпивших прохожих мобильных телефонов. И если даже такой гражданин сам станет предлагать милиции свой телефон, его скорее застрелят из табельного оружия, чем к этому телефону прикоснутся. Если не верите – можете попробовать сами.
Так что иногда даже и от такой глупой жизни и смерти, каку Алексея Алексеевича, может быть польза. Польза – она штука такая.
Ангел
Василий Петрович встретил однажды в рюмочной Ангела.
Ангел был совсем на себя не похож, то есть довольно уже выпивший. Но Василий Петрович его всё равно узнал и спросил (ведь рюмочная – это специальное такое место, где можно задать вопрос кому угодно, даже совсем незнакомому человеку).
– Выпьем? – спросил Василий Петрович.
– Выпьем, – согласился Ангел.
Василий Петрович купил два по сто. Там, в рюмочной, сто грамм без названия стоили двадцать один рубль, а с названием – двадцать четыре. Василий Петрович на всякий случай купил с названием: ведь если какой-то предмет уже всё равно существует, то лучше пусть у него будет какое-нибудь имя, пусть даже всего за три рубля.
– Тебя как звать-то? – спросил Ангел, когда Василий Петрович вернулся с водкой.
– Василий Петрович, – честно ответил Василий Петрович. – А тебя?
Ангел задумался.
– Да зачем тебе, – сказал он наконец. – Всё равно не выговоришь. Ладно, давай выпьем.
Потом они ещё немного выпили – у Василия Петровича в тот день случились как раз деньги – рублей триста, что ли. Деньги, они у каждого человека могут случиться, даже у такого не слишком полезного, как Василий Петрович. Потом ещё немного выпили, а потом Ангел куда-то делся.
И оказался Василий Петрович каким-то образом на улице, освещённой очень жёлтыми фонарями – именно по таким улицам особенно любит ездить милиция. Милиция, она ведь что – она тоже живая, ей страшно ездить там, где совсем темно – мало ли что – вдруг выскочит злой какой-нибудь человек да и зарежет. А если фонари, то не так уж и страшно.
Поэтому милиция любит очень медленно ездить по таким улицам с выключенными фарами, и внутри машины темно. Только горят красные огоньки: сигареты, наверное, или, может быть, глаза. И если попадётся такой машине человек, недостаточно уверенный в своём существовании, из неё тут же выскочит милиция и человека этого ограбит до нитки. Приятного мало, конечно, но такая уж у них работа.
Но в тот вечер по какой-то причине никакая машина по улице с фонарями не ездила, и поэтому Василий Петрович дошёл спокойно до своего дома и заснул. Только перед тем, как заснуть подумал, что это, наверное, его Ангел спас.
И с тех пор если с ним случалось что-то хорошее, то Василий Петрович всегда знал, что это Ангел постарался. А если случалось плохое, Василий Петрович не обижался: мало ли что, ангелы тоже люди – может, выпил лишнего и не уследил.
А однажды Василий Петрович ехал в метро, и на станции «Пионерская» открылись двери вагона, а там, прямо напротив двери, на перроне лежал мёртвый Ангел. Рядом с ним сидел на корточках доктор, но ничего не делал из того, что нужно делать доктору, а вместо этого заполнял какой-то протокол. Над доктором полукругом стояли шесть пассажиров: мужчина, женщина, две старухи и молодой человек с девушкой. И лица у них у всех были одинаковые.
Тут двери закрылись, и поезд поехал дальше.
А больше с тех пор с Василием Петровичем ничего не случалось. Или, может быть, случалось, но он этого не заметил.
Скорее всего, он давно уже умер. Ну или, может быть, не умер – такое тоже с людьми бывает.
Женщина
Александр Васильевич пошёл как-то в фотоателье, чтобы сфотографироваться на проездной билет. Сейчас ведь без фотографии уже и в трамвай не пускают – мало ли что, вдруг взорвёшь чего-нибудь.
Надел Александр Васильевич свой костюм, галстук и пошёл в одно ателье неподалёку от Сенного рынка.
В ателье на Александра Васильевича посмотрели как-то странно, но на него часто смотрели странно, так что он давно привык. Причесался он перед зеркалом, сел в кресло. Фотограф, как обычно, попросил его сесть в самую неудобную позу и сделать самое глупое лицо (так нужно для хорошей фотографии) и уже через две минуты показал Александру Васильевичу его фотографию на экране телевизора.
– Позвольте! – сказал Александр Васильевич (он был очень культурный человек). – Позвольте! Но ведь это женщина!
На экране действительно была женщина, причём из таких женщин, которых Александр Васильевич всю жизнь не любил и даже опасался: до того добрая и приветливая, что понятно, что вот сейчас вцепится и разорвёт в клочья. С перманентом на голове.
– А вы чево, женщина, хотели? – грубо спросил фотограф. – Девочку, что ли?
И захохотал. Тут только Александр Васильевич заметил, что фотограф был изрядно пьян.