— Что?
— Ничего. Говорю, что заметила, что ты слишком хорошо держишь себя в руках. Только всю жизнь так нельзя. Однажды и лопнуть можно.
Альгидрас отбросил волосы с лица, устало потер лоб.
— Я буду очень рад, если мы вернемся к легенде и не будем говорить обо мне.
Понятно. Чуть ступишь на опасную тропку, так сразу лязгают железные засовы. Интересно, он хоть кого-то к себе подпускает, не щетинясь иголками, как со мной, и не вывешивая ширму из улыбки, как со Златой? Почему-то мне сейчас подумалось, что он неискренен со Златой. Он говорит ей то, что та хочет услышать. Успокаивает, улыбается, твердит, что все хорошо. Но это ведь неправда!
— Хорошо, — вздохнула я. — Я просто увидела эту картину в голове сразу перед тем, как это случилось. И все. В такие моменты у меня голова кружится и мир как будто плывет. Но с легендой было иначе. Понимаешь, мои видения обо всех здесь ‒ будто отрывки из книги. Я писала эти строчки, а теперь просто вспоминаю их частями. А вот строчки про Каменную Деву были будто чужие. Я непонятно объясняю?
— Не знаю. Я не очень понимаю.
— Слова не понимаешь или…
— Слова понимаю, просто не понимаю, как это. А когда ты это вспомнила?
— Вчера, — я отвела взгляд и добавила: — Когда мы с Миролюбом за домом стояли.
Альгидрас ничего не ответил, и я набралась храбрости посмотреть на него. Он смотрел на стол, вновь покусывая губу. Мне хотелось что-то сказать, как-то разбить эту тишину, но я не могла придумать тему. И вопросы, которых еще минуту назад был миллион, куда-то испарились.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Радим. За ним шла Злата, попутно что-то говоря. По ее тону было слышно, что она оправдывается.
— Если я говорю: никуда не ходить, ты должна никуда не ходить, — сердито ответил Радим на ее причитания.
Злата виновато опустила голову.
— Теперь вы двое, — Радим посмотрел на нас с Альгидрасом, и мне захотелось спрятаться под лавку. Что там Альгидрас говорил? Слова мне Радим не скажет? Ага, как же. Вот и верь ему после этого.
— Всемилка, подожди в покоях, — Радим кивнул в сторону двери, ведущей в комнату, где я спала в прошлый раз, и я бросилась туда, не дожидаясь продолжения. Я почти захлопнула дверь, но вовремя увидела Злату, решившую составить мне компанию, а скорее всего просто сбежавшую с линии огня.
— Ты! Рубаху снимай, — бросил Радим Альгидрасу, и мы втроем удивленно вскинули головы, не шутит ли? Однако было видно, что брат Всемилы и не думал шутить. Мы со Златой покосились друг на друга и не стали закрывать дверь до конца. При этом обе сделали вид, что так вышло случайно. Радим стоял к нам спиной, поэтому маневра не увидел. Альгидрас же не отрываясь смотрел на побратима.
— Зачем? — берясь за ворот, наконец спросил Альгидрас, одновременно выбираясь из-за стола.
— Любоваться тобой буду, — недобро пояснил Радим. — Не одному же князю дозволено!
Радим мотнул головой в сторону занавески, за которой в прошлый раз Добронега осматривала руку Альгидраса.
— Я все еще не девка, — отозвался Альгидрас, направившись к занавеске и попутно потянув вверх рубашку.
Радим скрипнул зубами так, что услышали мы со Златой.
— Не надо, а? — почти жалобно попросил Альгидрас, на миг вынырнув обратно из ворота, на что Радим лишь подтолкнул его и задернул ткань.
— А что случилось? — спросила я Злату.
Та пожала плечами, и мы обе синхронно уставились на приоткрытую дверь.
— Ночью, да? — сердито спросил Радим.
— Ай! — раздалось приглушенное. — Да цело все. Ударился просто.
— Делал что с этим?
— Да я еще дома не был!
— Так отчего не был?! — громыхнул Радим.
— Так ты наказал здесь сидеть!
— Послали Боги побратима!
Радим отдернул занавеску так, что та чуть не сорвалась с палки.
— Златка!
Злата быстро распахнула дверь, и я услышала, что Радим просит ее принести капустные листы и ткань.
— Радим, я сам. Я пойду только… — начал было Альгидрас.
— Ты сам сейчас мне правду про ночь сказывать будешь.
Распахнутая было дверь захлопнулась с громким стуком. Я осталась стоять в покоях в ожидании, когда обо мне вспомнят. Ждать мне пришлось минут пятнадцать — не меньше. Я напряженно вслушивалась в негромкие голоса, но слов разобрать не могла. Только слышала, что Радим уже, похоже, не злится. Альгидрас говорил тихо, и тон его был успокаивающим. Затем я услышала голос Златы. Она говорила громче — не таясь, но слов я тоже разобрать не смогла, как ни старалась. А потом дверь скрипнула, и я отшатнулась. Но оказалось, что это всего лишь Злата. Она хмурилась.
— Злат, что там?
Она несколько секунд молча смотрела на меня, потом спросила:
— Олег от тебя вчера засветло ушел?
— Засветло? Нет! Темно было, а что случилось?
— Не знаю, — пробормотала Злата. — Я поутру проснулась, Радимушка уже у вас был. Ночью ничего не слышала, но девчонки сказали, что Радим еще ночью ушел. А Олег… Не заметила, что он левый бок бережет?
— Нет, — я помотала головой, и тут же в памяти всплыло то, как Серый после ухода Альгидраса бросался на забор и грыз брёвна. Мне еще тогда хотелось его успокоить. Точно так же билась собака Велены, когда я стояла за воротами дома, где жил Альгидрас. Выходит… вчера за стеной был кто-то чужой? Свет не горел… Альгидрас меня отвел, мы какое-то время были во дворе, потом вышла Добронега, а он ушел за ворота…
Левый бок бережет? Почему же мы все время говорим о неважном?
Дверь открылась, и на пороге появился хмурый Радим. Он кивнул Злате, и та молча вернулась в трапезную. Посторонившись, Радим быстро провел рукой по ее плечу. Злата на миг перехватила ладонь мужа. Я отвела взгляд. Почему-то меня каждый раз очень трогали их мимолетные жесты. Целый диалог в двух прикосновениях. Его неловкое «прости» и ее мудрое «да что уж там».
Радим вошел в комнату, мимоходом подвинул лампу в центр небольшого стола, поправил вышитую салфетку и наконец посмотрел на меня. Я почувствовала, что сердце сжалось. У Всемилы были проблемы. Ей нельзя было волноваться. И Радим делал все, чтобы избежать волнений. Я едва не задохнулась. Ему же нужно было не просто уберечь ее от стресса! Ему же нужно было, чтобы никто не узнал! Вот почему в доме Добронеги не было ни одной помощницы из деревенских девчонок. Ведь никто не знал! Ни один человек не обращался со мной, как с больной! Меня опасались, меня недолюбливали, надо мной открыто насмехались. Каким-то чудом Радиму удалось скрыть правду. Тут же вспомнилось, как меня не выпускали за ворота после обряда погребения, а потом накачали отваром. Я посмотрела в глаза Радиму, и у меня перехватило горло. В его взгляде было столько боли и беспомощности. Он должен был сейчас наказать сестру за легкомысленность, но он не мог. Он до последнего оттягивал воспитательные меры, сорвавшись сначала на Злате, а потом на Альгидрасе. Что же он чувствовал все те месяцы, когда считал, что Всемила попала в плен? Ведь он понимал, что там никто не берег ее и не осторожничал. Что он почувствовал, получив срезанную косу сестры? Я сглотнула, и мне нестерпимо захотелось обнять Радима, пообещав, что все будет хорошо! Соврать, так же, как Альгидрас соврал Злате полчаса назад.