Кто ты?
Тихий голос и взгляд, точно выстрел глаза в глаза.
Кто ты?
Видно, мир этот все же тобою меня наказал…
Кто ты?
Заколочены намертво ставни твоей непростой души.
Кто ты,
Не-герой не-романа, который покоя меня лишил?
К счастью, никто больше ничего не вливал в меня силой. Признаться, я опасалась, что это повторится, но все обошлось, несмотря на то, что перенервничала я гораздо сильнее, чем во время обряда погребения. Впрочем, возможно, дело было в том, что я приложила массу усилий, чтобы это скрыть. Я не просто не стала прятаться в доме Радима, я вернулась за стол и прилежно высидела ужин до конца. Смеялась шуткам Миролюба, не отстранялась от него, когда он наклонялся чересчур близко и шептал на ухо разные глупости, улыбалась князю и Радиму. Я сделала в тот вечер невозможное — ни одна живая душа не заметила, как сильно я испугалась встречи с Ярославом. Разве что Альгидрас… Но Альгидраса я больше не видела.
Миролюб вызвался проводить нас с Добронегой до дома, и следом за нами увязались два воина в синей форме. Я испытала облегчение оттого, что мне не пришлось оставаться с ним наедине. Мы неспешно шли по утоптанной дороге, и я вполуха слушала разговор Миролюба и Добронеги, вдыхая полной грудью прохладный воздух. Отчего-то мне было душно, словно сейчас стоял знойный полдень. Где-то вдалеке неистово лаяли собаки.
То там, то здесь на заборах горели кованые фонари. Интересно, Свирь освещают каждую ночь или это в честь приезда гостей? Я поняла, что ни разу не выходила за ворота после наступления темноты.
Миролюб улыбнулся и чуть толкнул меня плечом:
— О чем задумалась, ясно солнышко?
— Собаки разлаялись, — ответила я.
— Столько чужих в городе, — откликнулась Добронега, — вот псы с ума и посходили.
Я кивнула, но вдруг подумала, что что-то в этом лае кажется мне странным. Точно в другие ночи псы лаяли иначе… Впрочем, Миролюб не дал додумать, вновь будто случайно задев меня плечом. Мы долго прощались у ворот, и я слышала, как Серый гремит цепью за забором. Почему-то это меня успокаивало. Миролюб крепко сжал мою руку на прощание, и я, глядя в его глаза, вдруг подумала, что, похоже, до этого Всемила не была к нему так благосклонна. Сейчас он выглядел совсем не так, как в начале вечера. Он был расслаблен и весел. Будто этот нежданный поцелуй снял напряжение между нами. Ну, ему, видимо, так казалось. Мне-то это предвещало одни проблемы.
В доме было прохладно ‒ нам явно стоило прикрыть ставни перед уходом. А еще здесь было темно, и я с колотящимся сердцем замерла у порога, ожидая, пока Добронега разожжет лампу.
Наконец лампа зашипела, и тусклый свет выхватил из мрака часть комнаты. Я поймала себя на том, что намертво вцепилась в край шали Добронеги, и если бы сейчас случилось что-то неожиданное — выскочил расшалившийся котенок, упала чепела — я бы точно перебудила криком всю Свирь. Разжав занемевшие пальцы, я выпустила шаль. Добронега, казалось, этого не заметила. Она молча налила молока в миску котенку и проверила, закрыта ли вьюшка у печи, а я все стояла у двери, пытаясь побороть приступ паники. В Свири находился Ярослав, заманивший Всемилу в руки убийц, и я ненавидела его всей душой за то, что не могла сдвинуться с места от страха, понимая, что мне нужно войти в покои Всемилы, в которых темно и открыты ставни. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я шагнула к матери Радима и крепко ее обняла. Почти ожидала, что Добронега меня оттолкнет, но она только крепче прижала меня к себе и погладила по волосам.
— Устала? — услышала я ее негромкий голос.
— Нет, — я помотала головой и все-таки спросила: — Я сегодня все не так делала? Все было плохо?
— Плохо все было много лет назад, — задумчиво ответила мать Радима. — А еще плохо было, пока тебя искали. А сейчас хорошо все.
Я усмехнулась. Да уж. Все познается в сравнении.
— С Миролюбом, смотрю, добром порешили? — как бы между прочим спросила Добронега, и я обняла ее еще сильнее, боясь посмотреть в глаза.
— Он… хороший, — пробормотала я.
Мне показалось, что Добронега вздохнула с облегчением. Или же наоборот?
— Хороший, дочка. Кабы еще в Свири жить остался, так совсем хорошо было бы…
Я отстранилась от Добронеги и попыталась улыбнуться. Мать Радима улыбнулась в ответ.
— За что князь так ненавидит Олега? — спросила я.
— Хванов винит в том, что с Миролюбушкой маленьким стало. А почему ты спрашиваешь?
— Просто… — пробормотала я, не зная, как выкрутиться. — Неприятно сегодня вышло.
— Неприятно, — согласилась Добронега, глядя на меня.
— И все же ты его не любишь.
Я не стала уточнять, что говорю про князя. Ожидала, что Добронега сделает вид, что не поняла, но она серьезно кивнула:
— Оттого и не люблю. Князей легко издали любить.
Я открыла было рот, но промолчала. Знание было где-то рядом. Мне нужно лишь успокоиться и вытянуть его, будто за ниточку…
Меня обдало холодным потом. Нить… пряжа… Прядущие…
Господи, с этим Ярославом у меня совсем из головы вылетело то, что так выбило меня из колеи там, на крыльце. Прядущие!
Добронега снова погладила меня по голове и потянулась зажечь вторую лампу, чтобы взять с собой. А что если спросить мать Радима? Я глубоко вздохнула, глядя, как разгорается маленький огонек.
— Доброй ночи, — устало улыбнулась Добронега. — Отдохни хорошенько. Завтра будет долгий день.
— Доброй ночи. Ты тоже.
Когда Добронега была уже в дверях, я все-таки решилась:
— Я еще спросить хотела… Олег про Прядущих сегодня воинам рассказывал. Кто они?
Добронега внимательно посмотрела на меня и легонько пожала плечами:
— То у Олега надо спрашивать. Это у него голова сказаний полна.
С этими словами она скрылась в своих покоях.
Я подхватила лампу и медленно побрела в спальню Всемилы, поставила лампу на сундук, стянула с себя праздничный наряд, подумала и, отбросив прочь ночную рубашку, надела домашнее платье. Уснуть я все равно сейчас не смогу. Прядущие… Прядущие…
— У Олега, говорите, спрашивать… — пробормотала я и тут же вспомнила лихорадочный шепот Альгидраса и его обещание ответить на вопрос. А еще вспомнила, что он обещал рассказать о Помощнице Смерти. К тому же я хотела еще спросить о Каменной Деве.
Я даже не успела осознать, что делаю, а ноги уже несли меня прочь из дома. Выскользнув на крыльцо, я оглядела темный двор. Серый тут же метнулся чернильным пятном и ткнулся мокрым носом мне в руку.
— Серый, мне нужно выйти, — пробормотала я.
Впрочем, с одной стороны, выйти мне было нужно, но с другой… Я вспомнила исказившееся от ужаса лицо Ярослава и присела на ступеньку. Разумнее всего было бы подождать до утра. А уже утром… Да уж, а утром вывернуться наизнанку в попытках поговорить с Альгидрасом наедине. Что-то мне подсказывало, что он не будет гореть желанием со мной общаться, несмотря на все его обещания. Сколько раз нам удавалось оказаться наедине за то время, что я здесь? И сколько из тех несчастных раз он был настроен поговорить?