И оживут слова. Часть I - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Способина cтр.№ 52

— Витенег, — обратилась Добронега к тому, что был пониже ростом, — идите без нас. Мы догоним.

— Добронега, воевода нас за вами отрядил. Одни не вернемся. Сама его знаешь.

— Тогда на углу нас обождите. Мы догоним, — спокойно проговорила Добронега, и Витенег, покосившись на товарища, пробормотал:

— Только ты уж нас не подведи.

Добронега в ответ лишь рукой махнула.

Когда воины отошли на достаточное расстояние, мать Радима обернулась ко мне. Я окинула быстрым взглядом улицу и поняла, что мы в нескольких шагах от поворота к дому воеводы. Здесь не было праздных зевак, не было детей и хихикающих девчонок. Только несколько мужчин таскали какие-то мешки из стоявшей у обочины телеги.

Я посмотрела на Добронегу, ожидая, что меня будут отчитывать, и инстинктивно вжала голову в плечи — даже шея заболела. Но мать Радима молча протянула руку к моему виску и заправила за край головного убора выбившуюся прядь, а потом перевела взгляд куда-то за мое плечо и негромко заговорила:

— Каждый свирец, от мала до велика, — человек князя, и власть дана князю безграничная. Он может войти в любой дом, как в свой собственный, и взять то, что ему по нраву. Любую скотину, любую вещь, любую женщину. И охрана его ближняя, сама знаешь, тоже без разбору может бесчинства творить, потому что право им такое испокон веков дадено. И то, что в Свири князь этим правом более не пользуется… — тут Добронега замолчала, и словно тень набежала на ее лицо, — то заслуга воеводы свирского. И за то добро на века будут свирцы благодарны. Потому-то каждый из воинов и готов себя за Радимира положить. Но они-то простые воины. А мы, кровь Радимова, какой пример будем людям подавать, коли только на свое «хочу — не хочу» смотреть станем?! Довольно уже — насмотрелись!

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Я не была Всемилой, я не принадлежала этому миру, но от слов Добронеги мне стало не по себе. Я вдруг вспомнила, с какой благодарностью смотрел на меня старый воин, спросивший, как я поняла, что на корабле не Будимир. Эти люди действительно готовы были умереть за воеводу. И часть из них умерла в тот день. Перед мысленным взором вновь встали погребальные костры и девочка-подросток, сгоревшая на одном из них. Я тряхнула головой, отгоняя видение. Я не могла до конца примириться с этим миром, но что если мне попробовать примириться с тем, что Радим прежде всего воевода? Ведь на самом деле у него нет выбора: власть — это в первую очередь обязательства. В Свири несколько сотен человек, и только от воеводы зависит их безопасность и благополучие. Здесь Добронега права. Семья Радимира не имеет права отступать. На кого еще ему опереться? Я подумала о том, что пережил Радим по вине Всемилы, и мне стало стыдно за ее легкомыслие, за недели безрезультатных поисков и пролитую по ее вине кровь. Странное дело, в эту минуту я впервые подумала о ней, как о постороннем человеке. Я словно наконец почувствовала, что она была реальной девушкой, а не плодом моей фантазии, и решения, которые она принимала, были ее решениями. И я не должна нести за них ответственность. Мне сразу стало спокойнее. Я кивнула Добронеге и опустила голову. Мать Радима положила руку мне на плечо:

— Я не только о тебе сейчас, дочка. Я ничем не лучше была, — добавила она, помолчав.

Я неверяще подняла взгляд. «Не лучше Всемилы?»

— Я после тебе расскажу, откуда на самом деле шрам у отца на лице был.

В ее голосе прозвучало столько боли и вины, что мне вдруг стало тоскливо и с удвоенной силой захотелось быть под стать Добронеге. Чтобы Радим не со страхом на меня глядел и не с грустью, а с гордостью. Что там говорил Альгидрас? «Что бы Радим ни делал, всегда верь ему! Он никогда не причинит тебе вред… скорее позволит себя убить...». Вот ведь дилемма, можно ли верить человеку, который, глядя в глаза, способен соврать и не дрогнуть? Впрочем, альтернативы у меня не было, поэтому я просто улыбнулась Добронеге и накрыла ее руку ладонью:

— Пойдем?

— Пойдем, Всемилка! — от ее ответной улыбки я почувствовала себя немного увереннее.

Я справлюсь. У меня ведь просто нет выбора. Я буду играть роль эдакой улучшенной версии Всемилы, иначе просто погибну здесь.

У поворота нас ждали стражники, и в их взглядах сквозило явное облегчение. Наверное, суровый воевода по головке бы не погладил, не приведи они нас на встречу с князем. Добронега сама распахнула ворота во двор Радимира. Собаки снова не было, и я вздохнула с облегчением.

На крыльце нас встретила Златка. Она крепко обняла Добронегу и что-то зашептала ей на ухо. Мне показалось, что Злата за что-то благодарит свекровь. Потом жена Радима крепко обняла меня и звонко поцеловала в щеку. Я напомнила себе, что мы — семья, и выдавила улыбку. Не уверена, что она получилась такой же искренней, как у Златы, но на большее я сейчас была не способна.

Мы прошли через большие сени и комнату, в которой в прошлый раз Радим сидел за столом, уставленным резными фигурками, и Злата распахнула боковую дверь. В просторной горнице был накрыт стол, однако праздничный ужин пока не начался. Было видно, что ждали нас. Я почему-то думала, что здесь будет многолюдно: князь, многочисленная свита… Но за столом сидели Радим и еще двое мужчин. Скользнув взглядом по князю с сыном, я посмотрела на Радима, потому что понятия не имела, как себя вести. Отметила только, что князь сидит посредине, по левую руку устроился его сын, а по правую — Радим. Добронега легонько подтолкнула меня в спину, и я сделала шаг вперед, не отрывая взгляда от Радимира. Тот чуть улыбнулся, встал и обошел стол. Я шагнула к нему, чувствуя себя актрисой второсортного театра. Вот сейчас мне говорить текст, а суфлера нет, и надеяться можно лишь на упавшие декорации или погасший свет. Словно в ответ на мои мысли Добронега громко произнесла: «Здравствуй, князь!», невольно выступив суфлером. Краем глаза я увидела, что она начинает кланяться. Я молча повторила ее движение, думая о том, как я сама должна обращаться к князю. И должна ли вообще? Оставалось надеяться, что мой первый в жизни поклон вышел удачным.

Выпрямившись, я первым делом увидела князя, который тоже встал нам навстречу. Он ответил на приветствие и спросил о здоровье Добронеги, и я вдруг подумала, что именно такими рисуют былинных правителей. Такое же чувство — узнавания чего-то сказочного — уже посещало меня при первом взгляде на Радимира.

Князь оказался высоким, выше Радима, на нем была простая белая рубаха с вышивкой, лоб обхватывал широкий кожаный обруч с каким-то узором, а на поясе висел кинжал. Я бросила быстрый взгляд на Радима. Тот тоже был в белой вышитой рубахе, но без оружия. Я вновь посмотрела на князя, и мое сердце застыло: вот сейчас он закончит говорить с Добронегой и посмотрит на меня… Кто я в его глазах? Суженая сына? А вдруг все же в первую очередь я та, что побывала в плену у кваров? Но странное дело, князь даже не удостоил меня взглядом. Время шло, а он все так же продолжал расспрашивать Добронегу о Злате, которая, кстати, уже устроилась за столом со стороны Радима и сейчас с полуулыбкой смотрела то на отца, то на свекровь, об отваре, который Злата посылала матери, еще о какой-то ерунде. Может, зря я волнуюсь? Может, я вообще здесь далеко не гвоздь программы? Едва я решила, что можно расслабиться и вздохнуть чуть свободнее, как поняла, что голос Добронеги звучит непривычно напряженно. Оказывается, я успела привыкнуть к плавным интонациям ее речи, и сейчас то, насколько сухо-учтиво звучали ее слова, заставляло думать, что причины для волнения все же есть. В противовес напряжению Добронеги князь, казалось, лучился радостью и добротой. Во всяком случае, с его губ не сходила улыбка и сам он не отрывал взгляда от матери Радима. И внезапно мне показалось, что в этом взгляде не только вежливость. Неужели все так просто и причина этого приезда вовсе не Всемила?! Я снова посмотрела на князя, который слушал Добронегу, точно завороженный, и мне стало неуютно. Что-то всплыло в памяти... Я отчетливо услышала детский плач и чей-то сорванный голос, а еще, как тогда с кораблем Будимира, я вдруг ясно увидела перед собой черноволосого мальчика с пронзительно-синими глазами. И смотрел он так, будто сделала я что-то страшное. Вот только я откуда-то знала, что смотрит он не на меня: этот взгляд уже который год преследует совсем другого человека.