— Да что же это? — шепотом произнес Воислав, а Радим уже шагнул вперед, отведя ветку от лица.
— Проклятый остров, — негромко проговорил Боян. — Это их... духи? Они же вот так… души забирают?..
— Так души забирают только люди, — хрипло произнес Радим, останавливаясь перед тем, что издали принял за кучу тряпья.
Собака… вернее, то, что от нее осталось, лежала посреди дороги. Окровавленные челюсти намертво сжали кусок ткани, пронизанной железными звеньями. За последние месяцы Радимир видел такую ткань не один раз. Кварский доспех.
В памяти всплыло бледное лицо седого воина. Они преломили хлеб у общего костра два месяца назад в одну из ночей на берегу.
— Не приведи Боги попасть в деревню, где побывали квары.
— Так наши деревни тоже жгли. Мы видели, — прозвучало в ответ.
— То вы набеги ради наживы видели. А коль они обряды проводят, да знают, что в дне пути подмоги ждать деревне нечего… — старик только рукой махнул да поежился.
Молодые воины тогда засыпали его вопросами, да только ничего не добились. И Радим почему-то был уверен, что сейчас не один он вспоминает того старика. И не у него одного сердце колотится в горле от ужаса и безысходности.
Он почти видел эту картину наяву. Квары напали на деревню, по всему видно, ночью — многие люди были в исподнем. Они не просто убивали. Они рубили, резали, рвали на части, а потом, верно, забавы ради, рассадили те тела, что уцелели лучше прочих, так, будто в них еще билась жизнь. И на своем воинском веку воевода Радимир не видел ничего страшнее вот этой мертвой деревни, чьих жителей, потешаясь, прикололи ножами да тяжелыми стрелами, заставив сидеть, стоять, насмехаясь над самой смертью.
Деревня наполнилась звуками. Это воины Радимира кто в полголоса, а кто, не замечая, в голос молились Богам.
Боян беспрестанно повторял:
— Да за что же так? Да можно ли? Да что же это?
Квары оставили остров не так давно — тела еще не успели остыть. Значит, это их следы видел воевода на прибрежном песке. Это они тащили добычу, ломая кусты и ветки.
Один из воинов Радима заглянул в приоткрытую дверь крайнего дома и, зажав рот, бросился к ближайшим кустам. Радим сделал знак остановиться и направился к дому. Он не побежал к кустам, не зажимал рот. Он просто не мог поверить, что это то, что осталось от хванов. Квары изрубили всех, кто был в силах держать оружие. Радимир снял шлем, утер пот и огляделся.
— Нужно поджечь. И тех, кто на улицах, в дома перенести. Только в… свободные. Нельзя их так — без погребального костра.
— А Боги острова не разгневаются? — по бледным щекам Бояна беспрестанно текли слезы, но Радиму даже в голову не пришло прикрикнуть на мальчишку.
— Боги отвернулись от этого места. Пусть теперь терпят.
Четверо воинов по команде Радима вернулись к лодьям, чтобы предупредить остальных и взять подкрепление. А заодно привести суда в боевую готовность. Радим надеялся, что они скоро встретят тех, кто побывал в деревне. Как можно было покуситься на святую землю? Правду говорили про кваров: нелюди.
Воины молча стаскивали хворост, делали факелы, доставали огниво.
Радим медленно обходил деревню. Скорее для того, чтобы не стоять на месте, чем в надежде отыскать живых. И вдруг на глаза ему попался дом, отличавшийся от прочих запертой дверью. Радим подал знак воинам и двинулся к нему. Из дома не доносилось ни звука, и Радим острием меча толкнул дверь, почти ожидая, что та окажется запертой. Дверь легко отворилась, даже не скрипнув. Воевода замер.
Напротив двери посреди больших сеней стоял стол. Солнечные лучи, пробивавшиеся через незакрытые ставни, скользили по абсолютно нагому человеку, лежавшему на нем. Радимиру показалось странным, что запястья и лодыжки человека были накрепко прикручены ко вбитым в стол кольям. Зачем привязывать мертвого? Впрочем, что он знал о кварских обрядах? Радим решил отвязать тело и перенести в другой дом, к остальным. В тот миг, когда его нога почти переступила порог, человек шевельнулся, поворачивая голову.
На Радимира смотрел совсем юный мальчик, верно, чуть старше Бояна. В глазах — пустота, которая бывает только у неживых или безумных. Сперва Радим не понял, видел ли его мальчик, но едва он попытался шагнуть внутрь, как тот что-то сказал хриплым голосом.
Радим невольно замер и произнес:
— Я не враг.
И тогда мальчик ответил на его языке:
— Не входи — умрешь, — и закрыл глаза, лишившись чувств.
Радим решил, что мальчик бредит или же он неверно понял сказанное, потому что слова звучали с сильным чужеземным выговором, но все-таки остановился. Не угроза же это, не в том виде хванец: мальчик на столе был израненным, и, верно, находился на пути к праотцам. Значит, предупреждение?
Радимир внимательно осмотрел притолоку, потом порог. И тут он увидел ее. Тонкая и прочная нить тянулась поперек прохода. Если бы он сделал шаг, то непременно задел бы ее. Осторожно перешагнув порог, он проследил за направлением нити. Глаза мальчика оставались закрытыми, и Радим с опаской подумал, что спасать тут уже некого. Но сперва нужно было проверить, откуда грозит опасность. Погибнуть вот так — по пути домой от неведомой ловушки… Что может быть глупее? Не такой он представлял свою смерть.
Нить вела к противоположной стене и, забираясь вверх, уходила за связку зверобоя. Радим проследил ее путь и осторожно отвел связку, стараясь ничего больше не задеть. На стене висел большой арбалет. Верно, один из тех, чьи стрелы, согласно молве, найдут слабину в любом доспехе. Он потянулся к оружию и вздрогнул от резкого голоса, прозвучавшего за спиной:
— Яд!
Его пальцы замерли совсем рядом с отравленным оружием.
Радимир сам снял мальчика со стола, сам вынес его на улицу и уложил на расстеленный на земле плащ. На хванце было несколько мелких ран и две крупные: одна на бедре, вторая на груди, рядом с сердцем. Раны уже начали воспаляться, и дыхание вырывалось из его груди с хрипами. Содранные запястья и лодыжки распухли и покраснели.
— Что с ним делать будем? — негромко спросил подошедший Воислав.
Детского любопытства, которое он едва скрывал, причаливая к берегу, не было и в помине. Брови нахмурены, лицо окаменело.
— С собой возьмем.
— Не довезем, воевода, — покачал головой Воислав.
— На то воля Богов, — пробормотал Радим, разрезая последнюю веревку на тонком запястье.
Он и сам понимал правоту Воислава. Но не оставлять же мальчика здесь на верную смерть среди убитых родичей? Внезапно хванец открыл глаза, оказавшиеся серыми, как грозовая туча, и хриплым шепотом спросил: