— Я не видел. Он напал, когда ты уже отошел от дома Добронеги. Эх, ясно солнышко, что ж на тебя, как на огонь, летим?
— О чем ты? Кто тот воин?
— Ярослав, — глядя мне в глаза, ответил Миролюб.
— Ярослав? — я повернулась к Альгидрасу. — Ты знал, что это он напал на тебя ночью?
— Было темно. Я не видел. Но я его не убивал.
— То есть ты снова говоришь, что моего дружинника убил я?
— Но зачем? — пробормотала я.
— Он хочет сказать, что я обезумел оттого, что ты с Ярославом любилась по весне, — зло усмехнулся Миролюб. — Но мне незачем было его убивать, хванец. Она и так моя!
— Стойте! — я вклинилась между мужчинами и повернулась к Миролюбу: — Человека княжьих кровей нельзя обвинить в убийстве, так?
Миролюб отрывисто кивнул.
— Значит, ты тоже не можешь его обвинить!
Миролюб приподнял бровь:
— Это еще почему?
— Князь — это правитель земли. Правитель целого народа, так?
Миролюб медленно кивнул, все еще не понимая, чего я хочу. Альгидрас за моей спиной пошевелился. Я быстро обернулась и увидела, что он с усмешкой закусил губу, качая головой. Его плечи мелко дрожали от едва сдерживаемого смеха. Вот только этого не хватало. У него был непростой день, и если сейчас его накроет истерикой, я его, конечно, не смогу осудить, но это будет несколько не вовремя. Правда, отступать все равно было некуда, поэтому я вновь повернулась к Миролюбу.
— Получается, что ты сейчас обвиняешь сына старосты хванов — правителя целого народа. Да еще Святой земли.
Альгидрас сел на лавку с едва слышным всхлипом. Миролюб посмотрел сначала на него, потом на меня и неверяще покачал головой, а потом усмехнулся:
— Ох, разбаловал Радим. Как ты ловко.
— Но это же по закону, — пробормотала я, снова с тревогой покосившись на Альгидраса.
Тот, похоже, уже взял себя руки. Он все еще закусывал губу, чтобы не смеяться, но, кажется, был уже вполне адекватен. Во всяком случае, нашел в себе силы посмотреть на Миролюба почти с сочувствием. Я дернула Миролюба за рукав, отвлекая от созерцания этого веселья.
— И еще. Миролюб, это важно. Ярослав… он… заслуживал смерти.
Миролюб тут же прищурился:
— Силой тебя взял?
Я на миг задумалась, что можно было бы соврать, мол, да, но тут же отбросила эту мысль. Лучше сказать правду, и тогда тень падет на дружину Миролюба. И ему станет не до нас. В то, что Миролюб стоял за убийством Всемилы, я уже не верила. Он прав. Она и так принадлежала ему, а убить Ярослава из ревности он запросто мог еще несколько месяцев назад. Причем совершенно безнаказанно, потому что он — княжеский сын.
— Нет. Не силой, — медленно ответила я.
Миролюб нахмурился, и я быстро поправилась:
— То есть вообще не взял!
Хотя, признаться, я не была в этом на сто процентов уверена. А еще я тут же пожалела о своем утверждении, но уже по другой причине. Ведь может случиться так, что я здесь задержусь и дело-таки дойдет до свадьбы. И как я тогда буду объяснять результаты своего недолгого гражданского брака, окончившегося около полугода назад? Ох. Ладно. Это все потом. Я нервно облизала губы и произнесла:
— Он был тем, кто заманил меня в руки кваров.
Миролюб поднялся со скамьи и медленно выпрямился:
— Думай, что говоришь!
Первым моим желанием стало отступить и спрятаться в покоях Всемилы, но я выдержала его взгляд.
— Это правда. Он позвал на ту сторону Стремны.
Миролюб смотрел на меня так, будто видел впервые. Его лицо закаменело при упоминании кваров.
— Дальше! — приказал он.
Я сглотнула, ощутив, что во рту внезапно пересохло. Что я могла сказать? Что дальше Всемилу убили? Что не было никаких кваров, никакого плена? Я посмотрела на Альгидраса, который напряженно изучал мое лицо. Я ожидала от него какой-то подсказки, знака. Но он лишь смотрел в ответ, и я чувствовала его страх.
— Дальше говори. Потом на хванца налюбуешься! — резко окликнул меня Миролюб.
Ну, вот и все. Кажется, я все-таки потеряла над ним всякую власть. А я-то, дурочка, думала, что женские чары здесь почти всесильны. Я глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, и посмотрела в глаза Миролюбу. Что ж, я расскажу ему почти всю правду. Это единственный выход.
— Мы бежали в лес. Потом меня схватили какие-то люди. Один отсек косу. Ярослав стоял там же, в стороне. Он выглядел чужим. Даже, кажется, улыбался. И не пытался помочь.
Я почувствовала, что дрожу. Впервые я пересказывала историю гибели Всемилы.
— Они… они сперва потешиться хотели. Но главный приказал не трогать.
О том, что он приказал вместо этого убить Всемилу, я рассказать не могла. И от этого было жутко. Меня бил озноб, и, чтобы хоть как-то успокоиться, я обхватила себя за плечи. Вместо дубовых досок пола я видела прогалину в лесу и знала, что где-то там за деревьями Свирь и Радим, которые уже не помогут.
— Потом… главный отдал косу Ярославу, чтобы он передал воеводе. Дальше… темнота.
Мир вдруг начал уплывать куда-то в сторону, теряя резкость. Прогалина в лесу виделась все яснее, и мои мысли начали путаться.
Я вздрогнула, когда Альгидрас с силой притянул меня к себе и легонько встряхнул, возвращая в реальность. Словно он каким-то образом почувствовал, что что-то не так. Значит, с ним это вправду работает. Он тоже чувствует мои эмоции. Сейчас, на крыльце, когда я увидела Ярослава, и несколько минут назад, когда мы спорили о позорном столбе…
Словно издалека я услышала его голос:
— Нельзя ей так, княжич.
Миролюб что-то ответил, но я уже не слышала. Мир, еще раз качнувшись, начал расплываться. Я вдруг поняла, что сейчас потеряю сознание. И хорошо если после этого я очнусь в доме Добронеги, а не где-нибудь еще. Мое горло перехватило, и вдохнуть получилось с трудом. Что, если меня здесь больше не станет, что, если…
В реальность меня вернул резкий запах полыни. Помотав головой, я скривилась. Оказывается, я сидела на скамье у стены, на том месте, где раньше располагался Альгидрас, на мои плечи была накинута теплая шаль, а перед носом мельтешили тонкие пальцы, нестерпимо пахнувшие полынью. Это Альгидрас растирал темно-зеленый лист. Рядом с ним на корточках сидел Миролюб, и лицо его было встревоженным.
Я помотала головой, чтобы сознание немного прояснилось, и решительно оттолкнула руку Альгидраса.
— Не надо. Мне дурно от этого запаха.
— Дурно тебе не от запаха, — пробормотал Миролюб и сжал мою ладонь. — Ты прости.
— Я правда не помню больше, — жалобно прошептала я, надеясь, что он прекратит расспросы.