От неожиданности Римма потеряла дар речи и растерянно переводила взгляд с Кьяры на Ромоло, пытаясь понять, что происходит. Тот принялся невнятно бубнить, что на самом деле все совершенно не так: никакая Кьяра не невеста, а всего лишь знакомая девушка. То есть бывшая знакомая девушка, с которой он порвал давным-давно, задолго до того дня, когда познакомился с Риммой…
Лучше бы он этого не говорил. Услышав про «бывшую девушку», Кьяра хищно улыбнулась. Взгляд ее заблестел азартом охотника, обнаружившего захлопнутую западню, внутри которой билась несчастная жертва, еще не ведавшая предстоявшей ей участи. Она встала, расправила плечи и, поглубже вдохнув, как примадонна перед коронной арией, принялась раскручивать грандиозный скандал.
Для начала она обвинила Ромоло почти во всех смертных грехах, в половине – уж точно. Послушать ее, так не было на свете худшего предателя и изменника, который столь беспринципно и цинично шел по жизни, равнодушно плюя на всех, кто его окружал. Гордыня, алчность и похоть этого негодяя не знали границ. Безжалостно бросив Кьяру, он присмотрел себе новую жертву, и один только Бог знает, что может остановить этого законченного мерзавца. Хотя жертва эта никакого сочувствия у порядочных людей не вызывает – тут Кьяра с головы до ног оглядела Римму презрительным взглядом. Наверняка и сама она была под стать своему скороспелому любовнику: такая же наглая, хищная и беспринципная…
Ошеломленная Римма и совершенно растерявшийся Ромоло молча слушали этот не в меру эмоциональный монолог. Джулия и забывший о работе Драгош тоже оказались в числе зрителей. На крики из дома высыпало и все остальное семейство Сантини: мать, Анна, даже малолетние племянники. Из окон соседних домов стали выглядывать охочие до подробностей чужой личной жизни любопытствующие. Спешившие по своим делам прохожие замедляли шаг, останавливались у уличных столиков и с интересом прислушивались к разыгравшемуся спектаклю.
Следом за выступлением солистки началось второе действие: Ромоло, довольно быстро очнувшийся от сковавшего его в первый момент оцепенения, поспешил превратить монолог в диалог, и вскоре оба уже орали друг на друга, не стесняясь в выборе выражений. Несмотря на академический словарный запас и большой опыт просмотра итальянских фильмов и чтения художественной литературы на языке оригинала, некоторые слова Римма услышала впервые. Зрители шумно переговаривались между собой, оживленно обсуждая неожиданное происшествие. В их рядах быстро сформировались два лагеря: выяснилось, что синьора Лукреция и Анна откровенно симпатизируют Кьяре и готовы предпочесть ее «этой русской», а Драгош был явно на стороне Риммы: как недавний эмигрант, он счел вполне логичным болеть «за своих» в этом отчаянном поединке. Джулия колебалась, не зная, к кому примкнуть, и только бросала растерянные взгляды то на мужа, брата и Римму, то на мать и сестру. Ее отпрыски, скорее всего, ничего не поняли в происходящем, но, похоже, заключили, что без них шуму тут как-то недостаточно, и подняли собственный гвалт, устроив сопровождаемую воплями и громким ревом потасовку.
Поскольку никто из присутствующих не собирался держать свое мнение при себе, диалог вскоре превратился в полилог. Ромоло, Кьяра, синьора Лукреция, Анна, Драгош, Джулия и ее дети – все орали в полный голос и не думая слушать других. Солидная публика, глядевшая на спектакль из собственных окон, как из лож, а также многочисленные зрители попроще, плотным кольцом окружившие столики, оживленно комментировали происходящее и одобрительно улюлюкали вслед особо забористым репликам совсем разошедшихся Кьяры и Ромоло.
Римме внезапно вспомнилось встретившееся в какой-то книге выражение «глаз бури» – так мореплаватели называют тихую область в самом центре тропического циклона. В ней безветренно и сухо, может даже солнце светить, хотя со всех сторон вокруг этого хрупкого оазиса спокойствия бушует ураган, ветер вздымает бурные волны, хлещет ливень, и беспрерывные молнии бьют из свинцово-черных туч в содрогающийся океан. Сейчас Римма чувствовала, что стоит в этом самом центре циклона. О ней просто забыли – ни Кьяра, ни Ромоло, ни все остальные не обращались к ней напрямую, не призывали в свидетели, не обвиняли и не оправдывали. Она стояла, застыв, словно соляной столп, судорожно комкая льняную салфетку и глядя себе под ноги, а вокруг бушевал самый настоящий скандал в итальянском стиле. Раньше Римма видела такие только в кино и даже представить себе не могла, что все это не плод разыгравшейся фантазии режиссеров и сценаристов. Оказалось, что так бывает на самом деле, да еще между знакомыми, когда-то близкими людьми.
Однако любая буря, даже самая разрушительная, когда-нибудь все же подходит к концу. С огромным трудом Ромоло удалось как-то угомонить Кьяру и выпроводить ее из кафе. Лукреция и Анна удалились на кухню, Драгош поспешил на работу, Джулия увела детей в дом. Случайные зрители разошлись, распахнутые настежь окна закрылись. Вытерев рукавом рубашки покрытый бисером пота лоб, Ромоло бросился к Римме, чтобы объясниться. Римма невольно отшатнулась, и, увидев это, Ромоло изменился в лице и взмолился:
– Amore mio, послушай меня! Даже в самом жутком ночном кошмаре я никогда не смогу представить себе, что ты сейчас чувствуешь. Что думаешь про меня. Про нас всех. То, что тебе пришлось пережить – не имеет названия. И я до конца жизни себе не прощу, что не смог избавить тебя от этого непристойного зрелища. Ты умнейшая девушка из всех, что я знаю. Неужели ты можешь поверить, что эта вульгарная скандалистка – моя бывшая? Кьяра – дочь хозяина цветочного магазина в соседнем квартале. Мы когда-то вместе учились в школе, а сейчас она собирает букеты на оптовом цветочном складе: отец упросил своего поставщика дать ей работу. Видишь, он даже в собственный магазин не смог ее взять: попробуй выпусти такую бузотерку к клиентам – через неделю останешься без единого покупателя. Какая «невеста»?! Мы, может, сходили в клуб пару раз в общей компании. Или в кино. Я даже толком не помню ее! Ну, в школе бегали на танцульки. Наверное… Всякие там шутки дурацкие, записочки, переглядывания. У всех это было! Мы и друзьями-то не были толком: так, приятельствовали, потому что жили недалеко друг от друга…
Он на мгновение стих, с надеждой вгляделся в ее лицо, но Римма все еще обескураженно молчала. И проблема заключалась совсем не в Кьяре. Даже если раньше между этой девицей и Ромоло что-то такое и было, Римма не видела в этом ничего драматического – у всех есть прошлое, включая и ее саму. Сейчас-то Ромоло с ней, с Риммой, и любит ее всем сердцем, в этом она не сомневалась. Но не сомневалась она и в том, что пылкое чувство влюбленности не может быть вечным. Когда-нибудь страсть утихнет – и что тогда? Он будет устраивать ей вот такие шумные скандалы с криками на всю округу? Раз у них тут так принято?
Совершенно неправильно поняв ее молчание, Ромоло взвыл, сжал кулаки и что есть силы ударил по стене:
– Ну что мне сделать? Что еще нужно сказать, чтобы ты мне поверила?!
Рассеченные костяшки правой руки тут же окрасились кровью, как во время уличной драки. Не обращая внимания на боль, Ромоло ударил еще раз. Потом снова. И снова. В изнеможении прислонился лбом к косяку, закрыл глаза. Прошептал еле слышно: