— Все равно хорошая новость, — говорю я.
Доминик проводит ладонью по моей спине.
— У меня есть две недели, чтобы убедить тебя остаться.
— Ты же знаешь, что это вряд ли. — Я отстраняюсь, и он мрачнеет, сжимает губы в тонкую линию.
— Зачем ты виделась с Хантером Бичэмом?
Интересно. Ему Оуэн ничего не рассказал? Или Доминик так сверяет показания?
— Он пишет книгу о вервольфах.
— Если хочешь узнать что-либо о вервольфах, можешь спросить у меня.
— И ты мне ответишь?
— На любой вопрос.
Я приподнимаю брови и говорю первое, что приходит в голову:
— Тогда расскажи, что чувствуешь, когда принимаешь обличье зверя.
— Об этом Дэнвер тоже не говорил?
— Нет.
Я все больше понимаю, что практически не знала мужа. Он не пускал меня в собственный мир, а в моем ему было слишком тесно.
— Мы можем сделать кое-что получше, — предлагает Доминик. — Я покажу тебе, как становлюсь волком.
Учитывая, что у нас был секс, а еще мы спим в соседних спальнях, его слова и тон звучат необычайно интимно. Будто вервольф предлагает мне подсмотреть за чем-то совершенно непристойным. И в первое мгновение мне хочется отказаться, но он все «портит», добавив:
— Если ты, конечно, не испугаешься.
Вот теперь, если откажусь, буду выглядеть трусихой!
— Снова хочешь развести меня на слабо?
Он широко улыбается, а во взгляде знакомый вызов.
— С тобой иначе не получается, Шарлин. Все время приходится держать ухо востро.
— Как это по-волчьи! — смеюсь я.
— Я и есть волк.
— Что правда, то правда. — Я прикусываю нижнюю губу и делаю вид, что раздумываю. Потому что уже все решила: любопытство полностью поглотило здравый смысл. — Так в чем подвох?
— После того, как приму человеческий облик, мною все равно будут владеть звериные инстинкты.
— Захочешь откусить от меня кусочек?
— Вроде того.
От его многообещающего взгляда по телу проносится жаркая волна, так что сразу понятно, что волка Доминика я интересую не с точки зрения гастрономии. Готова ли я тоже поддаться инстинктам? Все во мне шепчет «да». Только мозг напоминает, что еще ничего не понятно с темой той девушки, из-за которой передрались сильнейшие альфы. Пусть даже это всего лишь предположение одного историка.
Но мой опыт с Дэном все-таки говорит об обратном. Да и тот же Оуэн реагировал на меня нормально. С чего я вообще решила, что я особенная?
— Хорошо, я согласна.
— Тогда оденься потеплее.
— Теплее?
— Мы пойдем на пляж. Когда перекинусь, мне понадобится много пространства.
Поворачивать назад я не хочу, поэтому поднимаюсь в гардеробную и радуюсь, что у меня есть джинсы и свитер: на побережье в это время года совсем не жарко. Сверху надеваю пальто и застегиваю его на все пуговицы. Когда спускаюсь в холл, Доминик ждет меня на том же месте. В отличие от меня он не оделся, наоборот — стянул пиджак и отбросил его в кресло.
— А ты разве не оденешься?
— Это лишнее, — усмехается он, и до меня доходит, что сказала глупость. — Мне практически не бывает холодно.
— Даже, когда ты в человеческом облике?
— Да. Сейчас у меня не настолько острое зрение или слух, как у моего зверя, но с обонянием и выносливостью полный порядок.
Мы выходим из дома через задний двор, проходим мимо бассейна, накрытого брезентом, и покидаем территорию дома через небольшие ворота, ведущие на песчаный пляж. Здесь до моря рукой подать, но я ежусь от близости воды и сырого пронизывающего ветра. Шапка сейчас бы здорово пригодилась.
— И в какой ипостаси тебе лучше? — спрашиваю я, когда мы отходим на приличное расстояние от дома. Сейчас отлив, и пляж кажется просто гигантским. Настолько, что до кромки воды почти не достает свет из окон особняков.
— Разницы нет.
— Но не хочется подольше оставаться зверем?
— Когда я был подростком, то мог несколько месяцев ходить волком и общаться с остальными с помощью воя и рычания. Деда это здорово раздражало.
— Шутишь?
— Ни капли. Но с тех пор стараюсь так не делать. Очень сложно было заново привыкать есть вилкой и не облизывать тарелку.
Я смотрю на него с недоверием, на мгновение даже о холоде забываю. Пытаюсь представить облизывающего посуду Доминика — и не могу. Только когда он начинает смеяться, понимаю, что меня разыгрывают.
— Как тебе не стыдно! А еще предлагаешь рассказать о вервольфах!
— Так я и рассказываю.
— Хорошо. С волком все понятно, а что насчет человека? Можно же все время оставаться мужчиной.
— Можно, но, если зверя долго сдерживать, ни к чему хорошему это не приводит. Поэтому иногда нужно его отпускать.
Доминик отвечает не задумываясь, будто рассказывает о своем волке каждый день. Дэнвера подобные разговоры бесили, он тут же все пресекал. Но кажется, мне пора перестать их сравнивать.
— И давно ты его отпускал?
— Давно.
В эту минуту я задумалась, что сейчас останусь на безлюдном пляже один на один с диким хищником. И мурашки по спине побежали уже не от ветра.
Доминик тем временем остановился и принялся раздеваться.
— А это безопасно? — буднично поинтересовалась я, отвернувшись в сторону прибоя. — В смысле, ты будешь собой?
— Я стану зверем, Шарлин, и дам ему свободу. Но тебя он не тронет, разве что немного поиграет. Смотри!
Я обернулась, чтобы спросить: «Что значит поиграет?» но увидела, что полностью обнаженный Доминик опустился на песок и его тело выгнулось, будто от короткой судороги. В одно мгновение кожа покрылась молочного цвета густой шерстью, ладони превратились в лапы, и острые когти сгребли влажный под ними песок. Человеческое лицо вытянулось в звериную пасть с огромными клыками, и только глаза остались прежними. Желтыми и опасными.
Я не успела выдохнуть, как передо мной стоял гигантский волк, с сильным телом и мощными лапами.
Белый и пушистый, значит?
Белоснежный зверь зарычал, а потом прыгнул вперед и повалил меня на песок.
Я не закричала только потому, что из меня вышибло дыхание. От падения, и от животного страха, что чудовище, поставившее гигантские лапы по обе стороны от моей головы, просто меня сожрет. Он же крупнее всех вервольфов, которых я видела! И давно сидел взаперти.
Я всегда считала, что вервольфы контролируют себя в другой ипостаси. Но что, если это не так?