Вообще-то она пошутила, но Адам не ответил – и до Рене дошло:
– Да ладно?!
– Угу. Когда я сказал, что не буду с ним спать, он меня уволил. – Адам поморгал. Неужели все вот так просто и ясно? Может быть. Вполне может быть.
– Он не имеет права! – с искренней тревогой воскликнула Рене.
– Точно, не имеет, – кивнула Карен.
– Если что, мы готовы поддержать твою версию, – вдруг сказала Рене, хотя из двух сестер инициативной была не она.
– Конечно! – закивала Карен. – Как он посмел?!
– Поговоришь с Митчеллом?
Митчелл был их региональным менеджером, и Адам еще никогда с ним не встречался.
– Я с ним даже не знаком.
– Он ходит в нашу церковь, – сказала Карен. – Нормальный чел, поговори с ним.
– Мы все подтвердим, – повторила Рене.
– Вы же ничего не видели.
– Да брось! Думаешь, мы не замечаем эти его пошлые шуточки? И как он на тебя смотрит?
– И вечно трогает за разные места, – тихо добавила Рене.
– Вы правда это замечали? – искренне удивился Адам.
– Такое сложно не заметить, – кивнула Карен. – Мы вечно гадаем, неужели тебе настолько нужна работа, раз ты с этим миришься?
Ему скрутило живот.
– Да. Настолько нужна.
– Значит, ты ее получишь, – заверила его Рене. – Я там не останусь, если Уэйд будет работать, а ты нет.
– Еще не все кончено, – добавила Карен. – Мы покажем этому гаду!
– Ну вы даете, – выдохнул Адам. – Это так… неожиданно. И приятно. Спасибо вам.
– Не за что, – с улыбкой ответила Рене и снова смутилась.
– Так, девчонки, а вы Линуса не видели?
– Кажется, он вышел на тропинку вдоль берега, – ответила Карен. – А что?
Адам посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
– Хочу подарить ему розу.
– Нет, – произносит она. Это слово обращено не фавну и не обезглавленному трупу, чья кровь уже заливает пол камеры, словно вышедший из берегов ручей.
– Нет, – повторяет она.
Через мгновение человек уже снова цел и корчится от страха в углу. Кровь течет по его венам, а не по полу, но запах не исчез. Запах, пробуждающий в фавне лютый голод. Как давно он не пробовал…
Тут его осеняет. Этот голод, эти первобытные желания одолевают его потому, что Королева ускользает.
– Нет, – говорит она, когда человек вновь обращает на нее полный страха и потрясения взгляд. Она сделала так, чтобы он не забыл миг обезглавливания, запомнил боль и чувство отделения головы от тела. Подобный опыт должен безвозвратно свести человека с ума, но она не позволяет этому случиться. Он запомнит. Запомнит навсегда.
И другой кары не нужно.
Отчасти ей кажется, что надо было лишить его жизни, что это было бы правильно и справедливо. Но другая часть ее души – та, что привела ее сюда, – понимает: это самое примитивное и бессмысленное из воздаяний. Все изменилось в тот миг, когда человек сказал: «Да».
Отнюдь не сразу она осознала безрассудство своего поступка.
– Ты такой… маленький, – говорит она. – Такой хилый.
Он таращится на нее, недоумевая, что она будет делать дальше. Пока она и сама этого не знает.
– Я пришла рассказать тебе, как ты меня убил, – произносит она, – а потом убить тебя, но ты… – Она делает шаг назад. – …ты такой ничтожный.
Фавн не понимает, кто это говорит. Да она и сама вряд ли понимает.
– Это еще не все, – с удивлением говорит она. – Ты меня любил.
– Да, – просто отвечает человек.
– Но наркотики ты любил сильнее.
– У всех так.
Она кивает, соглашаясь с этой простой истиной.
– Я тоже раньше тебя любила.
– Знаю.
– Но, даже когда наркотики я любила сильнее, я бы ни за что так с тобой не обошлась.
– Я слабее тебя.
– Верно. Здесь все слабее меня. Ты хоть понимаешь, какая это ответственность?
– Нет, – отвечает человек.
– Ликуйте, смертные, что не вам нести это бремя.
Она поворачивается к фавну, смотрит ему в глаза и говорит:
– Я сбилась с пути.
Адам нашел Линуса на небольшом холмике над озером. Еще утром – а кажется, что лет сто назад, – он пробегал мимо этих мест. Линус держал в руке банку пива и смотрел на закат.
– Привет, – с напускным радушием сказал он Адаму. – Это мне?
За розой пришлось возвращаться в машину, и теперь он протянул ее Линусу.
– Ты ведь ее примешь?
Тот поднял голову и просто, беззлобно ответил:
– Нет.
– Линус…
– Я очень старался, Адам. Правда, так старался.
– Знаю…
– Нет, не знаешь. С тобой бывает очень непросто.
Адам опешил. Внутри опять все скрутило.
– В смысле?
– На тебя постоянно валятся беды мира. – Линус изобразил руками, как на голову Адама рушится мироздание, и пролил немного пива ему на рубашку. – А ты изо всех сил пытаешься устоять на ногах. – Он отпил пива и уже тише добавил: – Неудивительно, что ты замечаешь только тех парней, которые плохо с тобой обращаются.
Адам проглотил ком в горле и принялся вертеть в руках розу.
– Пицца… Пицца должна была стать моим прощальным подарком Энцо. Ни я, ни он не говорили об этом прямо, но вроде как подразумевали. Оба.
– Да, я уж понял. Слушай, Адам…
– А он предложил мне за нее заплатить.
Линус помедлил, не понимая, куда он клонит.
– Так он меня видит и всегда видел, – продолжал Адам. – Я ждал и надеялся, ждал и надеялся – целых полтора года! А потом он взял и бросил меня. По самой идиотской, унизительной причине. Но я… я так и не перестал надеяться. Хотя должен был. Ведь у меня появился ты. – Он посмотрел на Линуса. – Понимаешь, он стал для меня первой отдушиной, первой попыткой вырваться из этой тюрьмы… Окно в мир, который мог бы быть, в мир моей мечты. И я влюбился в Энцо по уши, чего уж там.
– Это всем ясно, Адам. Всем, кому ты небезразличен.
– И вот он попытался заплатить за пиццу. Даже не позволил сделать ему щедрый подарок. И все это время я втайне на это надеялся. Он не нарочно так сделал, в его поступке не было расчета или злого умысла. Просто… у него не осталось ко мне никаких чувств. – Адам снова повертел в руке розу. – Не знаю, кем я был для него раньше, но теперь я – просто парень, который оказал ему услугу, и за эту услугу надо заплатить.