– Скачет?
Погладив по гриве коня, Бутурлин насторожился, прислушался… Так и есть! Явно стук копыт… Ну да! Точно – разъезд. Лишь бы только небольшой отряд оказался, иначе… Однако тем не менее…
– Приготовились… Стрелять по моей команде – по лошадям… Да, и тот, кто с арканом…
– Капрал Мункс, господин майор…
– Да… Передай капралу… Впрочем, он и так знает, что делать, ага.
Стук копыт между тем быстро приближался, и вот уже на вытоптанной дорожке показались всадники. Полдюжины человек. Черненые кирасы, ботфорты, каски. Рейтары!
– Огонь! – не раздумывая, выкрикнул Никита Петрович и, пришпорив коня, вылетел из кустов.
Пистолеты и карабины ахнули разом, ольховник враз затянуло дымом, кто-то из вражеских рейтаров даже закашлялся, силясь разглядеть врага…
Разглядели! Дали ответный пистолетный залп. И, разом повернув коней, бросились прочь. Ввязываться в схватку с превосходящими силами противника рейтары Алексея Михайловича явно не собирались. Рванули так, что трава из-под копыт полетела!
– Догнать! – взвив коня на дыбы, тут же скомандовал Бутурлин. – Тот с арканом… где?
– Капрал Арнольд Мункс, господин майор! Вон он, впереди всех…
– Ага, вижу… Храбрец!
Пустившиеся в погоню шведы так и не успели перезарядить пистолеты. Да никто не успел, слишком уж все произошло стремительно, быстро. Теперь надежда была на аркан, на капрала Мункса.
Ну, давай же, бросай!
Просвистела в воздухе ременная петля…
Ну, наконец-то!
Мимо! Эх…
Между тем уклонившиеся от схватки всадники прибавили ходу, бросив лошадей в галоп. Заманивали? Может быть…
На полном скаку капрал Арнольд Мункс вновь метнул свой аркан… На этот раз – удачно!
Вылетевший из седла рейтар, гремя кирасой, грохнулся в дорожную пыль…
– Продолжайте преследование! – махнул рукой Никита Петрович. – А с этим я потолкую сам.
Поверженный всадник быстро пришел в себя и, завидев Бутурлина, даже попытался вскочить на ноги… да и вскочил бы, коли б Никита Петрович не приставил к его горлу острие шпаги:
– Не советую шутить со мной, уважаемый господин. Я – майор Эрих фон Эльсер. Вы, я вижу, тоже человек благородный…
– Джон Мак-Кенли, – все же поднявшись на ноги, пленник горделиво выпятил грудь и поморщился – похоже, при падении сильно ушибся. – Я шотландец и больше вам ничего не скажу. Как благородный человек, майор, думаю, вы меня поймете.
Светло-рыжая прядь волос выбивалась из-под черненого шлема. Рыжие волосы, рыжие усы… Джон Мак-Кенли… Шотландец на русской службе. По-немецки он говорил плоховато.
– Я не собираюсь вас ни о чем спрашивать, сэр, – Никита Петрович тут же перешел на английский, надо сказать, к большому удивлению собеседника. – Просто собираюсь вас отпустить… и хочу предложить заработать… О, нет, нет, это вовсе не то, о чем вы подумали! Просто еще третьего дня где-то здесь был убиты двое – генерал-лейтенант фон Турн и полковник Кронман. Так вот, безутешная генеральская вдова хочет получить хотя бы голову своего убитого мужа! Понимаете, чтоб в семейном склепе… И готова щедро заплатить!
– Фон Турн? – пленник явно задумался. – Да, этих убитых я видел. Какой-то стрелецкий полковник… Не помню, как зовут… но я его знаю. Наверное, он мог бы… А сколько может заплатить безутешная вдова?
– Полсотни талеров!
– Ого! – услыхав сумму, шотландец вздрогнул, голубые глаза его недоверчиво сузились. – Точно – полсотни?
– Клянусь нательным крестом моей покойной матушки! – истово перекрестился Бутурлин. – Тридцать талеров – полковнику, десять – вам.
– А… – пленник зашевелил губами, видать, подсчитывал…
– А десять – мне, – светски улыбнулся лоцман. – Что, думаете, зря я тут шатаюсь да глотаю дорожную пыль? Справедливо?
– Я полагаю, не очень, сэр, – Мак-Кенли усмехнулся, похоже, сей бравый шотландский парень оказался весьма непрост. – Полковнику вполне достаточно и двадцати монет. А нас с вами – по пятнадцать. Идет?
– Идет! – пряча торжествующую улыбку, согласился Никита Петрович.
Ай да шотландец, ай да жук!
– Так что же, я свободен, сэр?
– Да-да, абсолютно, – Бутурлин убрал шпагу в ножны и вытащил из-за пазухи свиток – зашифрованное послание. – Только вот еще что… Знаете, я долго жил в Курляндии… и наделал там долгов. Не соблаговолили бы вы передать вот это господину Ордину-Нащокину. Я знаю, что он совсем недавно был в Митаве и виделся с герцогом Якобом…
– О! Долги это святое, сэр. Не сомневайтесь, все передам… – заверил пленник. – Не сам, так через достойных доверия лиц. Канцлера Нащокина знают все. Это честнейший и благороднейший человек, смею вас уверить… в отличие от того стрелецкого полковника, про которого я вам говорил. О, нет, нет, деньги он любит, думаю, и с головой поспособствует…
– Тогда пусть подъезжает к воротам Святого Якоба. Ну, к тем, что напротив Вейды.
– Знаю, сэр.
– Ну, вот и славно. Я буду ожидать его на протяжении трех дней, ну, а дальше… уж как пойдет.
За сим оба и расстались, вполне довольные друг другом. Вернувшиеся чуть погодя рейтары поведали о неудачной погоне:
– Вы были правы, господин майор! Мы чуть было не угодили в засаду! Что же касаемо артиллерии…
– Я уже допросил пленного, – хмыкнул Бутурлин. – И узнал все, что надо. Задание выполнено, парни! Домой! Что и говорить – лихой вышел рейд.
– Домой? – рейтары обрадованно переглянулись. – Тогда надобно позвать господина суб-лейтенанта…
– Зовите, да. И… капрал Мункс!
– Слушаю, господин майор! – придержав коня, капрал расправил плечи.
– Вам особая благодарность и… Бочонок пива на всех! Нет… два бочонка!
Стрелецкий полковник, дородный, с окладистой бородой, важным одутловатым лицом и презрительным взглядом, появился у ворот Святого Якоба на третий день утром. В сопровождении блестящей свиты и трубача, он явился с требованием немедленной сдачи города… ну, и заодно привез голову погибшего графа Турна, которую – при посредничестве славного риттера фон Эльсера – тотчас же выкупила вдова убитого.
До глубины души возмущенные наглым предложением о сдаче, осаждённые, в числе шестисот человек, сразу же учинили вылазку, во время коей и погиб корыстолюбивый полковник, не принесли ему счастья денежки генеральской вдовы! Так бывает – судьба.
* * *
Помощник дьяка разбойного приказа Ивана Федоровича Оничкова Одинко Копяев был мужиком упертым, умным. Хоть и из простых, а голова на плечах имелась – за то Иван Федорович Одинка под свою руку и взял, подьячим, да поручал дела важные, коих особливо много стало нынче, в дальнем воинском походе.