Однако ночные гости разговаривали по-немецки… А кто сказал, что Лихой Сом не ведает немецкую речь?
– Они нас найдут… – дрожа, прошептала Аннушка. – Господи, Господи… помоги…
– Это они пусть просят помощи, – хищно улыбаясь, Бутурлин неслышно вытащил шпагу и подмигнул служанке-слуге. – Ты ведь не худо пользуешься ножом, дружище Марк?
– Понял…
Вслед за своим хозяином Марта исчезла в кустах, оставив бледную Аннушку дожидаться под липами.
Действовать нужно было быстро, без всякого намека на благородство – просто и грубо, а главное – тихо.
Та-к… трое остались на мызе, трое – здесь, в лесу… Вон, как шлепают… видно сразу – городские. Что, так вот, вместе и пойдут?
– Леннарт, ты вон туда… А ты, Карл – глянь вон за теми липами.
Ага, разделились-таки. Славно, славно…
Пропустив с хрустом продирающегося сквозь кусты Леннарта, Бутурлин осторожно пошел за ним сзади и, улучив момент, ткнул шпагою в левый бок… Без всякого крика парень на миг встал и кулем повалился наземь, в высокую сырую траву.
Тут же послышался свист. Наскоро обыскав убитого, сотник свистнул в ответ… Из зарослей можжевельника тотчас же выбралась Марта, нагнулась, вытирая об траву окровавленный нож.
– Готов, – девушка улыбнулась вполне себе светски, словно бы речь шла о готовке обеда или еще о каком-нибудь обыденном домашнем деле. Да уж… ушлая, что и говорить. Впрочем, если бы не она – как еще б тут, на мызе, сложилось бы?
– Похоже, остался один Карл, – улыбаясь в ответ, прошептал Никита Петрович.
Служанка цинично хмыкнула:
– И тот ненадолго.
За липами вдруг послышался крик. Слабый, едва слышный…
– Анна! – выхватив шпагу, Бутурлин бросился через малинник.
Тотчас же послышался крик:
– Эй, Юхан! Леннарт! Тут мадам! Да где же вы, черт побери? Эй! Ну, ладно… Пока вы ходите, я ее…
Снова крик…
Когда сотник выскочил на полянку за липами, распростертая Аннушка уже лежала в траве без сознания. Похоже, прощелыга ударил ее кулаком в челюсть и, спустив штаны, уже пристраивался сверху, жадно лапая видневшуюся сквозь разорванное платье грудь…
Он тоже погиб сразу. Никита Петрович не стал отвлекать бедолагу от столь щепетильного дела всякими дурацкими вопросами – заколол сразу, как поросенка, без лишних слов.
Отвалив убитого в сторону, приподнял несчастную деву:
– Анна! Аннушка… ты как?
– Боже! – придя в себя, красавица распахнула глаза. – Он ударил меня… Ой…
– Пора идти, милая… Обопрись на меня… Давай…
– Я бы наведалась на мызу! – выбравшись из кустов, с вызовом бросила Марта. – Как раз бы – как снег на голову – оп!
– Уходим! – Бутурлин посмотрел на нее как можно более строго… и вдруг заметил злые слезы в уголках серых девичьих глаз. Вот так-то… Так она, что же – ревнует? Это служанка-то? Простолюдинка? Да как она смеет вообще?
– Кто знает, сколько их здесь, в лесу? – осторожно подхватив Анну за талию, счел нужным пояснить лоцман. – На мызе – да, трое. А сколько их вообще? Те, кто в доме… пока осмотрят все, пока будут искать своих… Мы успеем уйти.
Марта лишь скривилась:
– Надеюсь.
Продравшись через заросли, примерно через полмили беглецы вышли наконец на дорогу. Какой-то добрый крестьянин вез в город сено. На его телеге и доехали до городских ворот. Правда, вот стражники отнеслись к беглецам с большим подозрением:
– И кто же вы такие, ага?
– Говорю же, я – риттер Эрих фон Эльсер, капитан городского ополчения. А это – мой верный слуга Марк. Женщина же…
– Я – Анна фон Майнинг. Вы, верно, знали моего мужа…
– Господи! Вы – супруга господина Фрица Майнинга?! Казначея братства черноголовых? Ах… я вспомнил вас! Как супруг?
– Его убили. Неведомые злодеи, на старой мызе. Нам чудом удалось вырваться.
– Убили? О, пресвятая дева!
– Видите ли, мы просто поехали на охоту… Впрочем, я поведаю в подробностях всё.
* * *
Расследование двойного убийства завершилось ничем. Когда судебные комиссары добрались до мызы, от нее остались лишь головешки. Лихой Сом и его людишки зачем-то подожгли дом. Лихой Сом… если это, конечно, был он… кто знает?
За неимением возможности установить подлинность обгорелых трупов, следствие вынужденно удовлетворилось лишь опросом свидетелей и уже на этом основании признало госпожу Анну фон Майнинг полноправной вдовой.
Всё! Никита Петрович мог наконец жениться на своей возлюбленной в самое ближайшее время… Если, конечно, отвлечься от его истинных неотложных дел! Тем не менее уже совсем скоро Бутурлин навестил бедняжку-вдову.
Анна встретила возлюбленного в строгом траурном платье и шляпке с черной вуалью. На пальцах ее рук сверкали золотые кольца с рубинами, бледное лицо показалось Никите еще более красивым, чем обычно. Эти голубые глаза, эти губки… которые так хотелось поцеловать…
Однако Аннушка держала себя весьма строго и, даже можно сказать – холодно. Хотя горячо благодарила за свое спасение – этого не отнять.
– Супруг мой… он бил меня каждый день… Впрочем, о покойниках не подобает говорить плохо. Я благодарю… искренне благодарю тебя, мой милый Никита! Благодарю за свое избавление…
– Я рад!
Молодой человек пылко схватил руками ладонь возлюбленной… и почувствовал, как женщина дернулась, невольно, едва заметно, чуть-чуть… И вовсе не подалась навстречу… даже на поцелуй – в щечку – ответила холодно. Да что же… Черт возьми, что же случилось-то? Почему – так? Может, все еще наладится, может, во времени дело…
– Завтра я уезжаю в Любек, – неожиданно огорошила Анна. – Ближайшим же кораблем.
– В Любек? – Бутурлин похлопал глазами. – Но…
– У меня там дом, я скопила денег, купила через поставных лиц, – поспешно пояснила возлюбленная, голос ее дрожал, однако голубые глаза смотрели холодно и твердо. – Если ты вдруг захочешь поехать со мной…
– В Любек?!
Никита Петрович покусал губу, где-то в глубине души уже понимая, что не будет больше никакой любви, останутся лишь воспоминания, сладкие грезы о былом, о том, что было и что не было, о том, что, наверное, могло бы быть…
– Наверное, мы с тобой могли бы быть славной парой, – приблизившись, с грустью промолвила Аннушка. – Если бы вы, русские, не разрушили Ниен…
– Но твой отец разорился намного раньше… – Бутурлин тут же возразил, однако собеседница вовсе не восприняла его слова, продолжая упрямо гнуть свою линию.
– Пусть разорился, все равно… Дело не в отце, – надула губки дева. – В нас! Где мы будем жить, ты подумал? Думаю, что нет.