Внезапное открытие о неверности мужа ранило ее, она проплакала весь день, а вечером попыталась предъявить Сергею претензии. Тот брезгливо подал ей носовой платок, потому что слезы текли ручьем, перемежаясь с прозрачными соплями, и сказал четко и ясно: «Я живу как хочу, а ты живешь рядом, пока тебя это устраивает. У тебя всегда есть выбор, не хочешь, можем развестись».
Этот вариант Ирина не рассматривала. Она думала, что только она вправе говорить о разводе. Да и то несерьезно, лишь бы напугать мужа, припереть его к стенке. Ей казалось, что стоит ей произнести слово «развод», как муж кинется просить прощения и клясться в будущей верности.
Его реакция отрезвила Ирину. Она поняла, что слишком много воды утекло со времен их молодости. Ситуация уже не та, что прежде. Муж заматерел. Деньги и власть изменили его права внутри семьи. И теперь не она, а муж может шантажировать ее разводом. От одной мысли об этом Ирине становилось страшно, потому что жить одна она не хотела и не умела. У нее сформировалась стойкая привычка быть мужниной женой, стоять за его спиной и самой сложной проблемой в жизни считать смену штор в гостиной.
Ирина выбрала удобную жизнь. И, чтобы не ранить себя, придумала мантру про достоинство. Девиз, отгораживающий ее от нежелательных прозрений, был прост и лаконичен – «Это ниже моего достоинства». Такой фразой она пресекала все попытки подруг и просто доброжелателей пролить свет на похождения мужа. Ирина отгородилась ото всех, прочертив зону отчуждения, благодаря которой она изо всех сил пыталась оставаться в состоянии счастливого неведения.
Это было трудно. Чем тщательнее Ирина зарывала голову в песок, тем менее конспиративно действовал муж. Приходилось еще сильнее зажмуриваться и постоянно чувствовать на себе любопытные взгляды окружающих, слышать шепот сзади. Ирина превратила спину в щит. Она научилась ходить с прямой спиной и расправленными плечами. Вся ее внешность стала воплощением достоинства и презрения к людям, живущим допотопными представлениями о семье и счастье. Постепенно она истребила подруг, претендующих на откровенность. Разговоры по душам были вытеснены в зону, которая «ниже ее достоинства».
Она никогда не устраивала мужу сцен. И не только потому, что боялась еще раз услышать от него слово «развод». Дело в том, что Ирина довольно быстро поняла: пассии мужа ничего для него не значат. Там нет глубоких страстей, лишь мелкие и, что важно, непродолжительные интрижки для поднятия тонуса и мужской самооценки. И чем выше в гору поднимался муж, тем меньше для него значили те, кто был рядом. Так, мельтешение лиц и имен. Стоило ли из-за этого портить цвет лица унынием и слезами? Тем более что некоторые правила совместной жизни муж никогда не нарушал. Например, они всегда ездили в отпуск вместе. Совместный отдых – это святое, надежное подтверждение того, что все остается незыблемым, семейный статус нерушим и развод ей не грозит.
Но в этом году возникла небольшая загвоздка с отпуском, чисто техническая сложность. Нужно было ее устранить. Именно с этой целью в спокойном состоянии духа и с прямой спиной Ирина зашла в здание мэрии. Подала паспорт на охране и голосом, полным достоинства, сказала:
– Я к мэру, мне назначено.
– Чернышева? – прочитал охранник.
– Да, с некоторых пор.
Взгляд охранника просил пояснений.
– Нет, я не однофамилица…
Как же любила Ирина эту фразу! Точнее, удовольствие приносила не сама фраза, а произведенный ею эффект. Согласитесь, приятно наблюдать, как вытягиваются лица каких-нибудь подрабатывающих пенсионерок на почте или молодых клерков в банке, когда она протягивает им паспорт и доверительно сообщает «Нет, не однофамилица». Ради этого момента иногда стоило пожить на общих правах и являться куда-то без предварительного звонка.
Вот и сейчас лицо охранника выражало смесь любопытства и угодливости.
– Вам по лестнице на второй этаж, потом по коридору…
– Я знаю, – осекла его Ирина.
Еще бы ей не знать. С Иваном Игнатьевичем они знакомы сто лет. И если с сотрудниками областной администрации Ирина никогда не сближалась, помня, что ее муж – их начальник, то с мэром у нее сложились почти дружеские отношения. Все-таки он не был непосредственным подчиненным ее мужа. Да и возраст у мэра практически пенсионерский, значит, подсиживать начальство и плести интриги ему смысла нет. Не успеет снять ренту с высокого кресла. К тому же он казался не очень умным человеком, что приятно. Глупые люди при всем желании могут сделать меньше гадости, чем умные. В подковерных играх мэр, если верить мужу, почти не участвовал. Не то чтобы не хотел, его к ним не допускали.
По совокупности этих обстоятельств Ирина испытывала к Ивану Игнатьевичу чуть более теплое и дружеское чувство, чем к остальным. Разумеется, строго в рамках, отмеренных гипертрофированным собственным достоинством.
Иван Игнатьевич резво пересек просторный кабинет, приветствуя Ирину.
– Рад видеть красивую женщину! Вот уж не думал… Чем обязан? Вам чай или кофе? А какой у меня коньячок есть! Не составите компанию старику?
Ирина улыбалась. Иван Игнатьевич с удовольствием оглядел ее расправленные плечи, в которые соблазнительно впивались бретельки летнего платья.
– Не балуете вы старика визитами, не балуете… А ведь знаете, что нет для меня большей радости, чем встреча с вами. Я всегда говорю, что повезло нашему губернатору, что досталась ему красивая и умная жена.
Ирина продолжала улыбаться, несмотря на то что отчетливо внутренним слухом слышала продолжение фразы: «Досталась умная и красивая жена, а он не ценит, все по девкам скачет». Но иногда лучше притвориться глухой.
– Да я к вам, Иван Игнатьевич, с просьбой.
– Господи, да все, что от меня зависит… Весь внимание!
– Тут даже не просьба, а посоветоваться, что ли… Мы с мужем еще весной запланировали, что летом съездим в Исландию. Говорят, волшебная страна. А тут на днях я заикнулась, а Сергей Павлович вдруг ни в какую. Говорит, что выборы в городскую думу в сентябре, что ему надо руку на пульсе все лето держать.
– Ох ты батюшки, – посочувствовал мэр.
– Иван Игнатьевич, что же это? Ему области не хватает? Ну зачем на него еще городские заботы перекладывать?
– Так я всей душой… И рад был бы его от этих забот освободить, но вы же его знаете. Он за все душой болеет, все ему надо на контроле держать, такой уж он человек. Повезло области с губернатором! Ничего не скажешь, просто повезло!
– Иван Игнатьевич, я сейчас не об этом. Что там с этими выборами? В чем проблема? Или у вас нет политтехнологов нормальных?
– Да все есть, опытные и дорогие технологи уже работают, не переживайте, выборы пройдут как надо.
– Так в чем же дело тогда? Почему Сережу, простите, Сергея Павловича не отпускаете? Человек без отпуска уже год.
– Господи, да мы со всей душой… Я так прямо и сказал при недавней встрече, что округа расписаны, неожиданности исключены, можно не волноваться. Демократию на выборах соблюдем. В известных пределах, разумеется.