Про тайгу и про охоту. Воспоминания, рекомендации, извлечения - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Житенёв cтр.№ 70

6. Охотник должен быть скрыт настолько, чтобы над поверхностью снега виднелся лишь белый капюшон.

7. По меньшей мере, на 100 шагов перед засадой площадь должна быть ровной, открытой для обстрела.

8. Наилучшее расстояние для манки от 320—420 метров.

9. Начинать с негромкого писка, два, три раза с паузой: «пик, пик… пик». Если лисица не заслышала, повторить громче.

10. Как только лисица тронулась на писк, манка прекращается.

11. С приближением зверя охотник должен быть недвижим.

12. Ружьё поднимать осторожным, отнюдь не порывистым движением и непременно на ходу зверя.

13. После промаха или ранения необходимо оставаться на месте и не выдавать своего присутствия, пока лисица не скроется из виду.

В «Настольной книге охотника-спортсмена» есть такой совет для охотников на лисицу. «В Тульской области, в районах, прилегающих к Оке, употребляют ещё один интересный способ подманивания лисиц. Заключается он в следующем: охотник идёт по берегу реки или прилегающего к лугам оврага; увидев мышкующую лисицу, он прячется за берег и проходит там немного вперёд. Делается это потому, что лисица, даже с большого расстояния, обязательно заметит место, где кто-то спустился под берег, и будет этого места остерегаться. Под прикрытием какого-нибудь кустика, скрывающего выставленную из-под берега голову, охотник начинает манить лисицу писком мыши. Увидев, что лисица повернулась в его сторону, он бросает из-под берега чёрный шарик, скатанный из овечьей шерсти размером с небольшой лимон, чтобы не было видно руки. Таких шариков у охотника бывает с собой штуки три. К шарикам привязывается тонкая белая нитка длиной 5—8 м. За эту нитку охотник тянет шарик к себе. Получается подобие бегущей мыши. Лисица, увидев шарик метров за двести-двести пятьдесят, помчится к этому месту и попадёт под верный выстрел. Интересно отметить, что брошенный таким образом чёрный резиновый мяч не производит на лисицу никакого впечатления. Очевидно, здесь дело заключается в том, что шерстяной шарик падает на снег бесшумно».

Волк

Впервые вой взрослого волка, самца, я услышал ещё мальчишкой… в Московском зоопарке. Тогда я состоял в Кружке юных биологов зоопарка (КЮБЗ). Группа волков жила на Острове зверей. Казалось бы, ничего особенного – воет волк и воет. Но было в этом вое что-то такое, что запомнилось на всю жизнь. Даже хор крупных хищников (львов, тигров, пантер), рыкающих перед кормлением во всю силу и сразу все вместе, от которого сотрясались не только мои внутренности, но, казалось, и решётки клеток, не производил такого впечатления, как заунывный, с дикой тоской вой взрослого волка.

В 70-х годах, когда я жил на Печоре, волки зимой подходили к самым домам заповедницкого посёлка (мой был вторым с краю) и голосили на заснеженном льду реки, словно выманивая лающих собак из-за заборов. Двоих, слишком смелых, они убили около прорубей.

Однако настоящего воя волчьей стаи, голосов прибылых, переярков и матёрых мне, к великому сожалению, слышать не довелось. Поэтому приведу цитаты из книги «Волк» одного из старейших наших учёных охотоведов, доктора наук, лучшего на сегодня знатока волка в нашей стране, Михаила Павловича Павлова, к сожалению, уже ушедшего из жизни. Конечно, описания подвывки, вабления волков можно найти во многих охотничьих изданиях (я ничуть не умаляю заслуг, например, Н. А. Зворыкина), но книга М. П. Павлова – это результат многолетних собственных наблюдений, а тираж этой монографии очень невелик, даже считая второе издание.

«С середины июля, иногда немного позднее, в жизни волчьей семьи наступает период усиления активности всех её членов, период, которого всегда ждёт охотник-волчатник лесной полосы: волчья семья начинает более или менее регулярно выть по утренним и вечерним зорям, причём как на логове, так и в районах охоты. Звери чаще начинают отзываться охотнику-вабильщику и на другие похожие звуки волчьего завывания.

В хорошую погоду мощный заунывный волчий вой, напоминающий гудение множества проводов в морозный день и завывание ветра в трубе, а иногда более похожий на отдалённую разноголосую песню весёлой деревенской компании, слышен за несколько километров. Члены волчьей семьи воют по-разному. Волк-отец баритоном или басом с грозным ворчливым рокотом или гнусаво на одной ноте больше тянет «о-о-о». В голосе волчицы слышится то умеренно высокое, то низкое и заунывно-тоскливое «у-у-у». Волчата скулят, визжат, взлаивают и, чем взрослее, тем всё более подвывают на разные голоса. Однако и в голосе каждого взрослого волка имеются свои индивидуальные особенности.

Волчий вой, как метко заметил Н. А. Зворыкин, – откровение охотнику. В самом деле, кажется странным, что такие осторожные звери, так тщательно укрывающие выводок, вдруг оглашают окрестности о месте своего нахождения. В чём причина такого, казалось бы, нецелесообразного поведения волков, почему сохраняют они привычку выть на логове, несмотря на многовековое преследование человеком?

Причину этого следует искать, очевидно, в потребности зверей круглогодично жить сообща, семьёй, в необходимости постоянно общаться с её членами, т.е. в необходимости взаимопомощи. Тот факт, что волки начинают выть на логове с июля, следует рассматривать в пользу такого суждения…

В составе нормальной волчьей семьи имеются особи прошлогоднего помёта – переярки… В выращивании нового поколения переярки играют немаловажную роль… Установлено, что их добычей пользуются и матёрые звери. В результате переярки как бы «заготовляют» мясо семье, чем и оказывают своего рода помощь родителям в воспитании прибылых волчат. Следовательно, вой волчьей семьи на логове – это, образно говоря, перекличка её с переярками. Справившись голосом о местонахождении переярков, волк с волчицей либо сообща, либо поодиночке отправляются в их сторону на проверку, не добыли ли они чего…

Переярки в июле-августе и сами то и дело затевают «концерты», воя нередко поблизости от добычи, и таким образом вроде бы «приглашают» родителей на обед».

А вот описание самого процесса вабы.

«С заходом солнца охотники, придерживаясь дорог, оцепили лес, где, как предполагалось, всё еще должны укрываться волчата. Вабить взялся распорядитель этой охоты, известный в те годы вятский волчатник Михаил Кинчин, о котором среди местных охотников ходила молва, что-де мол его вабе «завидуют» и самые голосистые волки. По указанию распорядителя участники облавы встали по разным местам на подслух выводка.

В лесу всё стихло, из ельника на поляны поползла темь, напряжение усилил взревевший на падали медведь. И тогда с пригорка у пересечения дорог послышался могуче тоскующий вой матёрого волка: короткое, в 3—4 секунды, первое басисто-грозное колено, перемолчка на вздох, затем чуть более протяжный вой, но такой, какой возможен лишь от безысходного горя, от неуёмной глухой тоски, и потом плавный переход в короткое, как и вначале, стонущее последнее колено. Будучи впервые на летней облаве, я был потрясён. Этот вой был не голосом, а скорее душой, это было старание разжалобить всё живое, искусство и мастерство опытного вабильщика, использовавшего для вабы обычное семилинейное ламповое стекло.