Зов черного сердца - читать онлайн книгу. Автор: Александр Белов cтр.№ 27

…Комната Веры пустовала. Он не услышал, как сзади подошла мать, ткнулась лбом между его лопаток, обняла за талию. Наверное, она собиралась что-то сказать, но никакие слова не способны были заглушить обиду, которая родилась в нем в ту секунду.

Вера звонила почти каждый день, но он ни разу не взял трубку. Блокировать ее номер не стал, пусть знает, что он видит ее попытки и игнорирует их. Говорить с предательницей ему не о чем!

А вскоре звонки прекратились, и тогда он разбил телефон о стену, не вынеся постоянной тишины.

Ему бы сбежать, уехать подальше, не вспоминать и не думать больше! Только где жить и чем питаться? Он же ничего не умеет, не было у него возможности научиться! Чувство, растущее внутри, затмевало все остальные, в том числе и здравый смысл, и он наверняка сбежал бы, ведь остановить его тоже было некому. Если бы однажды в дверь не позвонили.

На дворе стоял апрель, народ отмечал церковный праздник, а в такие дни Жора не проводил приемов, они с матерью уезжали куда-то на целый день, и квартира куталась в блаженную тишину. Открывать решительно не хотелось, однако некая сила подняла Михаила с дивана и толкала в спину.

– Иду! – крикнул он из коридора и уже тише добавил: – Кого только черти принесли?

Черти принесли двоих молодых парней в белых рубашках, черных брюках и начищенных до блеска башмаках. Они улыбались ему так, как никто не улыбался очень давно: открыто, искренне.

– Здравствуйте, – начал один из них, тот, что казался старше, – вы готовы открыть свое сердце и поговорить о господе нашем?

От неожиданности Михаил начал заикаться, и нужные слова никак не подбирались, поэтому он просто кивал.

– Мы можем пройти?

Кивок.

– Где будет удобно разговаривать, чтобы нам никто не помешал?

Снова кивок, теперь в сторону кухни. Кухню он ненавидел, а тут вдруг сам повел на нее необычных гостей.

Они проговорили до самых сумерек, новые знакомые оставили после себя несколько ярких брошюр и пригласили Михаила на собрание, проходившее три раза в неделю в старом Доме культуры.

Вот она его награда за лишения и страдания! Больше он не останется один. Никогда!

Ему пообещали, и он поверил!

Сидя в стылом больничном коридоре, ожидая своей очереди, он мечтал об одном – скорее попасть туда, где его ждут. Мать сидела рядом, сложив руки поверх сумки, утвердившейся на коленях, и была похожа на нахохлившуюся птицу.

– Мам, может, хватит уже? – голос хриплый, придавленный тяжестью здешней атмосферы.

– О чем ты, сынок? Чего хватит?

– Этого всего! – он неопределенно взмахнул рукой, но мать поняла правильно.

– Так доктор велел, – она даже не повернула головы в его сторону, – значит, нужно. Потерпи, мы следующие идем.

– А если я не хочу?

– Миша, ты уже не ребенок, не капризничай.

– Вот именно! Мне скоро тридцатка стукнет, тогда тоже будешь меня за ручку водить? С психами ведь так поступают?!

– Ты никакой не псих! – произнесла она сквозь зубы. Рядом никого не было, но мать все равно боялась, что их подслушают. – Мы это уже обсуждали!

– Тогда дай мне уйти, раз я никакой не псих.

– Иди. – Она все еще не смотрела на него, стараясь казаться спокойной и даже равнодушной, но за нее все говорили заострившиеся скулы и побелевшие костяшки пальцев.

Конечно, никуда он не ушел. Если уйти сейчас, тогда его точно запрут дома, либо еще чего похуже. Нельзя терять едва обретенную свободу! Нужно подождать, набраться терпения и благоразумия. Вот уж чего у него было в избытке, так это – терпения. За тринадцать-то лет успел выработать нужное качество.

Вытерпев бесконечные, повторяющиеся из раза в раз вопросы и наконец оказавшись на улице, Михаил вдохнул прозрачный, пахнущий отдаленной горечью сентябрьский воздух. Мать смотрела, неодобрительно поджав губы, все еще цепляясь в сумку, как за какое-то сокровище.

– Вон автобус наш! – Его толкнули плечом. – Задержи, я не успею добежать!

– Мам, вообще-то у меня сегодня собрание. – Она знала и специально злила его. Нравилось ей его злить. – Возьми такси, зачем в общественном транспорте трястись?

– Нашел богачку! – огрызнулась она. Затем сунула руку в сумку, достала кошелек. – На вот!

Он смотрел на протянутые матерью купюры, не понимая, что происходит. Только что отказалась от такси из-за дороговизны и тут же пытается всучить ему сумму в три раза больше.

– Зачем? У меня есть деньги.

– Лишними не будут, бери. Не хватало еще, чтобы ты на своих собраниях с урчащим животом сидел. Помогает хоть?

– А? Что? – от удивления и неожиданности Михаил не понял, о чем она говорит.

– Собрания твои помогают, спрашиваю?

– Мне там нравится, – искренне ответил он, уйдя от прямого ответа.

– Вот и хорошо. Деньги не экономь, в кафе зайди, или, может, у вас там столовая какая есть. Разберешься, в общем! Сегодня допоздна опять?

Мать сыпала словами, а он стоял, сжимая в кулаке деньги, не понимая, что с ним творится. В груди разливалось непривычное тепло, глаза пощипывало, и в носу было щекотно. В сером тумане он часто плакал, но те слезы другие, больнючие. За те слезы не было стыдно. Может, потому что никто его не видел и можно было реветь сколько влезет, все равно серость сжирала все ощущения, кроме одного – чувства одиночества. Или потому, что слезы оставались единственным напоминанием, что он еще жив?

Эти слезы – совсем другие. Не слезы даже – один намек. Чего плакать-то, когда все замечательно? Вот именно – замечательно! Серый туман рассеялся, нет его больше! Значит, и ныть пора прекращать!

– Спасибо, мам!

Что еще он мог сказать? А деньги ему в самом деле необходимы, как раз сегодня нужно делать взнос. Он и так уже три раза пропускал.

– Ой, ступай давай! Куртку только застегни, ходишь нараспашку!

Он развернулся и поспешил в противоположную от автобусной остановки сторону. Мать смотрела вслед, он спиной чувствовал ее взгляд, даже хотел обернуться, удостовериться, но не стал.

У входа в ДК уже собрался народ, стояли обособленными группками, время от времени косясь друг на друга. Бывший клуб порезали на части, как именинный торт, и раздали в аренду, вот и собирается теперь здесь разношерстная компания. Кого-то Михаил уже знал, им он сдержанно кивал, никогда не подавая руки. С некоторых пор ему стали неприятны прикосновения к посторонним людям, пусть и такие формальные. Сегодня подходить ни к кому не хотелось, он даже подумал постоять в сторонке, пока люди не начнут торопливо заходить внутрь, будто школьники, услышавшие звонок. Возможно, он так и сделал бы, даже порадовался, что все оказались заняты разговорами и никому нет до него дела, когда на плечо легла рука. Он дернулся и резко обернулся.