История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 8

На самом деле мы ничего не знаем о его семье или о происхождении – разве что можем предполагать, что ему было действительно достичь той славы, к которой стремился его предшественник, и даже превзойти эти устремления. Если Дионисий учитывал в своих планах недавние события, ему несомненно было ясно, что и провал афинской экспедиции, и собственный побег из родного города объяснялись одной и той же причиной: реальной или мнимой недееспособностью лидеров. Афинские полководцы не могли согласовать действия отрядов в ходе кампании, а самый старший среди них по возрасту, Никий, был слишком болен, чтобы полноценно командовать войском. Сиракузы, с другой стороны, обладали выдающимся военным талантом Гермократа, но трусливо отказались признать его заслуги. Почему так происходит? Всему виной, предположительно рассуждал молодой человек, демократическая система. Демократия означает разобщенность; только абсолютная власть позволяет великому лидеру действовать без помех и добиваться выполнения самых дерзких задач.

Велик соблазн написать, что бесславный уход афинян привел к восстановлению мира на Сицилии. Увы, ничего подобного не произошло. Военные столкновения между Селинунтом и Сегестой возобновились, и в 410 году до нашей эры Сегеста в очередной раз обратилась за помощью – на сей раз к Карфагену. Карфагеняне откликнулись (видимо, они успели забыть о своем катастрофическом вмешательстве в дела острова семьдесят лет назад). В первый год они направили на Сицилию только небольшой, поспешно собранный отряд; но в 409 году на остров высадилось многочисленное войско под командованием полководца Ганнибала ^[19]. Потребовалось чуть более недели, чтобы на месте Селинунта осталась гора дымящихся развалин. Те жители города, которые не успели бежать, были убиты. Затем Ганнибал двинулся на Гимеру, где его воины учинили новую резню, прежде чем вернуться на зимовку в Северную Африку.

Карфагеняне, что называется, вошли во вкус и отнюдь не торопились покидать Сицилию. Весной 406 года они вернулись с еще более многочисленным войском и наметили себе новую цель – Акрагант, который старательно сохранял нейтралитет в ходе предыдущих столкновений и потому процветал. Сиракузяне поспешили на помощь, но, к их изумлению и вопреки горьким упрекам, жители Акраганта не удосужились пошевелить и пальцем. Они слишком долго жили в довольстве и покое; возможно, они чересчур прикипели сердцами к роскоши, которой славился город, и к своим невероятно удобным кроватям и подушкам, которые Акрагант экспортировал во все уголки греческого мира. Воинский устав того времени запрещал часовым иметь больше трех одеял и двух подушек на дежурстве; с подобным отношением к жизни вряд ли стоило ожидать, что жители Акраганта будут отчаянно сражаться. Они покинули город, перебрались в Леонтины, а карфагеняне разграбили опустевший Акрагант. Среди бесчисленных произведений искусства, с которыми они вернулись домой, был, как говорят, и тот бронзовый бык, в котором тиран Фаларид поджаривал своих жертв.

События в Акраганте не могли не сказаться на ситуации в Сиракузах, где и без того непростое политическое положение сделалось еще более запутанным; именно тогда Дионисий усмотрел в происходящем шанс для себя. Без особого труда – поскольку уже считался одной из восходящих звезд городского управления – он добился избрания в совет полководцев, откуда оставался всего лишь короткий шаг к высшему командованию. И этот шаг, вряд ли нужно уточнять, он не преминул совершить. Карфагеняне продолжали бесчинствовать на острове – в последующие несколько месяцев Гела разделила участь Акраганта, – и казалось весьма вероятным, что Сиракузы значатся следующими в их списке. Так и было на самом деле; но внезапно карфагеняне передумали и возвратились домой. Почему это случилось, установить невозможно. Античный историк Диодор глухо упоминает о вспышке чумы; но вполне может быть, что к уходу завоевателей причастен Дионисий. Кажется, что к тому времени он успел превратиться в удивительно значимую фигуру на острове. Сложно представить, что он запугал карфагенян, не говоря уже о том, чтобы заразить их; но его дипломатических навыков могло хватить на то, чтобы убедить их: нападение на город попросту не стоит затраченного времени и сил.

Какой бы ни была истинная причина ухода карфагенян, Сиракузы и Карфаген должным образом заключили мирный договор; этот документ признавал Сиракузы карфагенской провинцией на Сицилии. Карфагенские поселения, все расположенные на крайнем западе острова, объявлялись исключительной собственностью Карфагена. Населению захваченных городов разрешили вернуться в свои дома при условии, что они не будут строить укреплений и станут платить ежегодную дань. В Сиракузах же Карфаген не получил ничего; Дионисий уже крепко держал город под своим контролем. Началась вторая эпоха сицилийской тирании.

* * *

Даже стричь себя он научил родных дочерей, не доверяя цирюльнику: и вот царские дочери, как рабыни, ремесленнически подстригали волосы и бороду отца. Но даже им доверял он не вполне, и когда они подросли, он отобрал у них бритвы и велел опалять себе бороду и волосы раскаленными ореховыми скорлупками.

К двум своим женам – сиракузянке Аристомахе и взятой из Локров Дориде – он приходил по ночам так, чтобы заранее все осмотреть и разузнать. Спальный покой его был окружен широким рвом, через который был переброшен лишь деревянный мостик, и он всякий раз сам за собою его поднимал, запираясь в опочивальне. Выступая в народном собрании, он уже не решался стоять прямо перед народом, а говорил свои речи с высокой башни ^[20].

Этот отрывок из «Тускуланских бесед» Цицерона (написанных, нужно отметить, спустя четыре столетия после смерти Дионисия) следует воспринимать не столько как исторический анекдот, сколько как пример экстравагантных побасенок, что окружают великих правителей, в особенности если те остаются у власти достаточно долго для того, чтобы приобрести отчасти культовый статус. Дионисий Старший правил не менее тридцати восьми лет, и этот период тирании Диодор называл «наиболее длительным и суровейшим в истории человечества». Как ему это удалось? Разумеется, он обладал всеми характеристиками, необходимыми для эффективного руководства государством, – мужеством, уверенностью в себе, высоким интеллектом, решимостью и даром красноречия (последнее качество всегда имело принципиальное значение в греческом мире). Но ясно, что было что-то еще, позднее проявившееся в других – очень и очень немногих – людях; речь об Александре Великом, Юлии Цезаре и Наполеоне. Можно рассуждать о харизме, о качествах «звезды» – да называйте как угодно. На самом деле это «что-то» невозможно определить наверняка; с уверенностью мы можем говорить только, что мы опознаем это «что-то», когда видим его, и что Дионисий Сиракузский обладал этим «чем-то» сполна.

Захватывает дух от того, сколь деликатно – другого слова здесь не подобрать – Дионисий шел к власти. Он не вступал в союзы ни с аристократией (к которой сам никоим образом не принадлежал), ни с народом; никогда не позволял себе считаться бунтарем или, хуже того, революционером. Его притязания опирались прежде всего на безопасность города и всех, кто в этом городе жил. Враг еще стоял практически у ворот; нового нападения можно было ожидать в любую минуту, и после провала в Акраганте и Геле других сиракузских полководцев – некоторые из них, что установили лазутчики Дионисия, вели тайные переговоры с Карфагеном – он скромно предложил, что теперь надлежит доверить верховное командование ему (и никому иному). Чтобы укрепить свои позиции, он взял в жены дочь Гермократа ^[21], за шурина которого выдал собственную сестру. Только когда утвердился на вершинах власти, он открыто выступил против своих потенциальных врагов.