– Благодарю вас! – Дарья осела на ковер. Я почувствовала себя последней скотиной.
Благовещенский подошел и без особого труда поднял супругу.
– Пойдем, Дашенька. Я отвезу тебя домой…
Дама удобно устроилась на руках у супруга, положив голову ему на плечо.
Что меня царапнуло в этой картине?
Не понимаю, нет…
Минута – и я осталась одна. Упала в кресло без сил, позвонила и приказала принести себе чая. Горячего, крепкого и с медом.
Как же мне паршиво! Вот он, тот выбор, который не позволяет остаться человеком даже в своих глазах. Соглашусь – потеряю жизнь и детей, с большой вероятностью. Откажусь – потеряю уважение к себе.
Уже потеряла…
До конца дней мне придется жить с осознанием своей трусости. Жить и понимать, что, если с Ирэной, что-то случится, я буду считать себя косвенно виноватой в этом.
А если это ловушка?
Если она расставлена на меня?
Если…
Ответа нет. Но даже в мире, который я оставила, мать двоих детей не пустили бы в штыковую атаку и не послали в разведку. Только если уж вовсе нет другого выхода.
Окажись за моей спиной дети, я вела бы себя иначе. Но Ирэна человек достаточно взрослый. Это с моих позиций она ребенок, в том мире, который я оставила, семнадцатилетние еще во многом дети. Не все, нет.
Но основная масса. А здесь в семнадцать часто уже сами родители. И восприятие другое. Совсем другое…
Я не верю, что в этой истории все так просто. Не верю, но и доказать не могу. А значит что?
Сидим на попе ровно. Потом будет видно, что дальше делать.
* * *
Единственное, что я могла, – это организовать нормальное питание. Что и сделала.
Любому, от генерал-губернатора до простого казака, который заходил в мой особняк, предлагался чай и закуски. Чего покрепче не предлагалось. Даже наливка, в которой и пяти градусов-то нет, может так на расстроенные нервы упасть, что хуже всякой водки получится.
В обед я решительно настояла на том, чтобы все сделали перерыв и поели.
Благовещенский попытался сопротивляться, но куда там!
Было б мне и впрямь семнадцать лет, я бы, может, и смутилась от ледяного тона и вежливых попыток меня выставить. Увы, в родном мире мне было глубоко за сорок. И даже мой шеф твердо знал, что выставить меня можно только силой. Как вариант – вызвать на меня ОМОН. В противном случае я ругалась, цеплялась и выедала мозг всеми способами. Почему это терпели? Да потому что специалист я хороший. В своей области даже незаменимый, а незаменимость – лучший катализатор наглости.
Шансов не было ни у кого, так что ровно в два часа дня генерал-губернатор обнаружил себя за столом, с ложкой в руках, и перед ним дымилась большая тарелка с борщом.
Да, я знаю, это вульгарное и простонародное блюдо. А надо бы подавать рябчиков, бекасов, трюфеля и прочее.
Плевать.
Мне – нравится, а остальные сами напросились. Кто в мой дом вошел, тот подчиняется моим правилам.
– Приятного аппетита, Александр Викторович.
Генерал-губернатор посмотрел на меня, на двери столовой, закрытые наглухо, и только головой покачал.
– Вы тиран, Мария Ивановна.
– Я хуже.
Ложка отправилась в рот, а я улыбнулась.
– Приятного аппетита.
– Я должен извиниться за Дарью.
– Нет, не должны. Она мать, я тоже. Я ее понимаю.
Благовещенский криво улыбнулся.
– Но просить вас о большем не стоит?
– Нет, не стоит. Все равно я не смогу сделать больше.
– Вас не волнует, что будет с Ирэной?
Я покачала головой.
– Ваша дочь не стала мне близким человеком. Я сочувствую ей, я сочувствую вашей супруге, мне жаль их обеих, но подставлять свою голову под топор? Простите, но по-настоящему меня волнуют только мои родные и близкие.
Ну и ты еще. Но об этом я промолчу.
– Откровенно. Но жестоко.
Я развела руками.
– Если человек говорит, что он любит всех, значит он не любит никого, это азбука. Что вы хотите от меня услышать, Александр Викторович? Красивую ложь? Слова о том, что эта история оставит шрам на моем сердце? Поверьте, я могу так сказать. Но вы же первый меня за это возненавидите.
– Разве?
– Когда открывается ложь, мы начинаем ненавидеть лжеца. Даже если говорим, что простили, все равно до конца простить не сможем. Это так.
– Но лгут люди каждый день? Разве нет?
– Можно сказать, что мне идет жуткая шляпка. Это тоже будет ложью, но простительной. Это… социальные роли. Любезность, оказанная потому, что так принято. А можно сказать, что вас волнует судьба моего брата, к примеру. Но это ведь не так? Если бы вам предложили разменять Ванину жизнь – на жизнь вашей дочери, что бы вы выбрали?
Я спокойно отправила ложку борща в рот.
– Да вы кушайте, вам еще силы нужны, вам еще дочь спасать. Не стоит множить вранье без необходимости.
– Хорошо. – Благовещенский чуть расслабился и тоже принялся за еду. Чего я, собственно, и добивалась. Клин клином вышибают, а уж как получилось… да хоть бы и поленом! С размаху! – Кстати, вам очень к лицу была та шляпка…
Я откровенно фыркнула.
– Не сомневаюсь. Скажите, а если я вам дам кое-что?
– Что именно?
– Я экспериментирую с магией. А лощина – моя территория. Возможно, вам это как-то поможет. Пара артефактов.
– Каких именно?
– Прошу вас после обеда пройти в мою лабораторию.
Кажется, своего я добилась. Отвлекла мужчину от раздумий о дочери и переключила на размышления о природе вещей.
Вредина я?
Нет.
Самая обычная женщина, которая говорит вслух то, что думает. А что это не принято… Но человек же отвлекся?
Того мне и надо.
* * *
Что я еще делала в своей лаборатории?
А на что способен маг земли? С некромантией я связываться пока опасалась, а вот земля…
Земля – это землетрясения. Для начала. Это пылевые бури, это лавины, оползни, это сели. Это все растущее и живущее на ней. Перечислять можно долго, а вот применять…
Боевые заклинания должны активироваться мгновенно. Раз – и готово, а вот скоростью магия земли похвастаться не может. Но кое-что удалось придумать и мне. Особенно моя паранойя разыгралась после покушения.
Храмов смотрел на артефакты и задумчиво качал головой. Я пользовалась простыми серебряными цепочками – разорви, и активируется. Долго на них заклинания не держатся, максимум неделю-две, но мне же не для продажи, а для отработки навыков! Для проверки воздействия! И получалось неплохо, надо только силы добавить, чтобы не сбоило в самый нужный момент.