Проводив его обратно, я отвел в кабинет Дарлину. Она была в розовом спортивном костюме и серебристых сандалиях. Ее темные волосы, уложенные в высокую прическу, были щедро спрыснуты лаком. Она потратила много времени на макияж, однако все равно выглядела уставшей, измученной и напуганной. Усевшись, Дарлина достала из сумочки носовой платок и принялась теребить его, перекладывая из руки в руку.
– Понимаю, как вам приходится нелегко, – сказал я.
Из глаз потекли слезы. Носовой платок взметнулся вверх.
– Он сумасшедший, доктор. И дальше становится только хуже. Он не отпустит меня, не совершив какого-нибудь настоящего безумства.
– Как себя чувствуют дети?
– Эйприл прилипчивая – вы сами все видели. За ночь она встает два-три раза и хочет лечь к нам в постель. Но особых проблем с ней нет. Вот Рики – это сплошная головная боль. Постоянно злится, не желает ничего слушать. Вчера он послал Карлтона куда подальше.
– И что ответил Карлтон?
– Пообещал выпороть, если он еще раз так скажет.
Замечательно.
– В настоящий момент Карлтону лучше не связываться с дисциплиной. Начнем с того, что для детей и так большой шок его присутствие в доме. Если вы позволите Карлтону взять все в свои руки, они почувствуют себя брошенными.
– Но, доктор, мальчишка не имеет права говорить такие слова!
– В таком случае, миссис Моуди, вы сами должны с этим разобраться. Для детей очень важно сознавать, что вы с ними. И вы главная.
– Ну хорошо, – без особого воодушевления сказала Дарлина, – я постараюсь.
По ее тону я понял, что она меня не послушает. Решающим стало слово «постараюсь». А через пару месяцев Дарлина будет недоумевать, почему оба ее ребенка стали своенравными, капризными и неуправляемыми.
Тем не менее я выполнил свою работу, сказав ей, что обоим детям поможет профессиональная помощь. Я объяснил, что в настоящий момент у Эйприл не наблюдается никаких серьезных проблем, однако ее состояние нестабильное. В ее случае поможет краткий курс психотерапии, призванный в будущем снизить риск возникновения более значительных проблем.
Напротив, Рики лишился душевного равновесия, полон злости и готов снова сбежать из дома. Тут Дарлина перебила меня, заявив, что во всем виноват отец мальчишки, который, если хорошенько подумать, напоминает ей своего собственного отца.
– Миссис Моуди, – сказал я, – мальчику нужно предоставить возможность регулярно выпускать пар.
– Знаете, – ответила она, – они с Карлтоном уже начинают ладить друг с другом. Вчера играли в саду в салки и очень веселились. Уверена, Карлтон окажет на Рики хорошее влияние.
– Замечательно. Однако это не заменит профессиональную помощь.
– Доктор, – сказала Дарлина, – я на мели. Знаете, во что мне обошлись адвокаты? Один сегодняшний визит сюда отнимает у меня последние деньги.
– Есть клиники с плавающими расценками, зависящими от платежеспособности пациентов. Я дам мистеру Уорти несколько телефонов.
– Они далеко расположены? Я по автострадам не езжу.
– Я постараюсь подобрать что-нибудь поближе, миссис Моуди.
– Спасибо, доктор.
Вздохнув, она встала и подождала, когда я открою перед ней дверь.
Проводив взглядом, как она тяжело бредет по коридору, словно старуха, я на какое-то мгновение забыл, что ей всего двадцать девять лет.
* * *
Я продиктовал свои выводы секретарше Мэла, и та молча напечатала их на стенографической машинке, какими пользуются в суде. После того как секретарша ушла, Мэл достал бутылку выдержанного виски и налил нам по щедрой дозе.
– Спасибо что зашел, Алекс.
– Никаких проблем, но я не уверен, что от этого будет какой-то толк. Дарлина не собирается следовать моим советам.
– Я позабочусь о том, чтобы она им последовала. Скажу, что это очень важно для успеха дела.
Мы пригубили виски.
– Кстати, – сказал Мэл, – судья пока что не получила никаких мерзких сюрпризов – похоже, Моуди сумасшедший, но не дурак. И тем не менее все это дело ее мегаразозлило. Она позвонила окружному прокурору и распорядилась, чтобы тот поручил кому-нибудь со всем разобраться. Прокурор свалил это отделению Футхилла.
– А там ответили, что уже разыскивают Моуди.
– Точно, – удивленно подтвердил Мэл.
Я рассказал ему о звонке Майло Фордебранду.
– Очень впечатляет, Алекс. Еще? – Он вопросительно поднял бутылку.
Я отказался. Отказаться от хорошего виски нелегко, но разговор о Моуди напомнил мне, как важно сохранять ясную голову.
– Так или иначе, полиция Футхилла утверждает, что усиленно разыскивает Моуди, однако есть все основания полагать, что он подался в Анджелес-Крест.
– Замечательно.
Национальный парк Анджелес-Крест представляет собой шестьсот тысяч акров диких лесов, примыкающих к городу с севера. Семейство Моуди проживало в расположенном неподалеку Санлэнде, и для Ричарда эти места должны быть хорошо знакомы – вполне естественно, что он решил спрятаться именно там. Национальный парк – сущий рай для туристов, путешественников, натуралистов и альпинистов, а также для свор нелегальных байкеров, которые гуляют ночи напролет, а днем отсыпаются в пещерах. А еще овраги и ущелья являются излюбленным местом для того, чтобы избавляться от трупов.
Непосредственно перед нашей стычкой на стоянке перед зданием суда Моуди рассуждал о жизни в глухом лесу, несомненно, включая в свои фантазии и детей. Я указал Мэлу на это.
Тот угрюмо кивнул.
– Я настоятельно порекомендовал Дарлине забрать детей и на время уехать из города. У ее родителей ферма недалеко от Дэвиса. Они выезжают сегодня.
– Разве Моуди не догадается, куда они уехали?
– Если выйдет к людям. Надеюсь, какое-то время он собирается поиграть в лесного человека. – Мэл развел руками. – Это лучшее, что я могу сделать, Алекс.
Разговор начинал принимать неприятный оборот. Я встал, и мы пожали руки. В дверях я остановился и спросил, слышал ли Мэл что-либо об адвокате Нормане Мэттьюсе.
– Ты имеешь в виду Неистового Нормана? Старая гвардия. Я раз десять сталкивался с ним в суде. Лучший в Беверли-Хиллз специалист по сложнейшим делам.
– Он занимался разводами?
– Лучший из лучших. Сверхагрессивный, добивался для своих клиентов того, чего те хотели, и не важно, кто при этом оказывался задет. Вел множество голливудских разводов, где на кону стояли большие деньги, и со временем возомнил себя звездой. Очень заботится о своем образе неотразимого меча правосудия: броская одежда, с обеих сторон под руку блондинки, курит пенковую трубку за тысячу долларов, набивая ее отборным табаком.