– Совершенно верно, мистер Кармайкл.
– Должен предупредить вас с самого начала: боюсь, я мало чем смогу вам помочь. Я был почти незнаком с ней…
– Вы вместе с ней несколько раз выполняли курьерские услуги. – Майло достал карандаш и записную книжку.
– Три, от силы четыре раза, – нервно рассмеялся Кармайкл. – Она долго у нас не задержалась.
– Угу.
Отпив глоток кофе, Кармайкл поставил чашку и хрустнул пальцами. У него были руки качка: каждая мышца четко прорисована и исчерчена венами.
– Я не знаю, где она, – сказал он.
– Никто не говорит, что Нона пропала, мистер Кармайкл.
– Мне позвонила Джен Рэмбо и рассказала, в чем дело. Она сказала, вы забрали мое досье.
– Вас это беспокоит, мистер Кармайкл?
– Да, беспокоит. В нем содержатся сведения личного характера, и я не вижу, какое это может иметь отношение к чему бы то ни было.
Он пытался самоутвердиться, однако, несмотря на накачанную мускулатуру, было в нем что-то противоестественно слабое и детское.
– Мистер Кармайкл, по телефону вы разговаривали возбужденно и сейчас также нервничаете. Не хотите сказать нам, в чем дело?
Откинувшись назад, Майло закинул ногу на ногу.
Всегда очень трогательно наблюдать, как физически внушительный человек начинает рассыпаться на части – это все равно что быть свидетелем крушения памятника. Я увидел выражение лица светловолосого мужчины, и мне захотелось очутиться где-нибудь в другом месте.
– Расскажите нам всё, – предложил Майло.
– Это я сам во всем виноват, черт возьми. И вот теперь настало время расплаты.
Встав, Кармайкл сходил на кухню и вернулся с баночкой с таблетками.
– Б-двенадцать. Витамин нужен мне, когда у меня стресс. – Открутив крышку, он вытряхнул три капсулы, проглотил их и запил кофе. – Не надо бы мне употреблять так много кофеина, но он меня успокаивает. Парадоксальная реакция.
– Дуг, что вас тревожит?
– Моя работа в «Адаме и Еве» была… была тайной. До настоящего времени. Я с самого начала понимал, что риск очень большой, что я могу наткнуться на того, кто меня знает. Как знать, быть может, это добавляло удовольствия.
– Нас не интересует ваша личная жизнь. Только то, что вам известно о Ноне Своуп.
– Но если это куда-нибудь приведет и закончится судом, меня ведь привлекут к ответственности, верно?
– Может и так статься, – подтвердил Майло, – однако до этого еще очень далеко. В настоящий момент мы только хотим разыскать Нону и ее родителей, чтобы спасти жизнь маленькому мальчику.
Далее детектив во всех подробностях поведал о лимфоме Вуди. Он запомнил все, что рассказал ему я, и выложил это прямо в смазливое лицо Кармайклу. Блондин всеми силами старался не слушать, но не преуспел в этом. Он впитал все, и, очевидно, крайне болезненно. Похоже, он был очень чувствительный, и я поймал себя на том, что он мне нравится.
– Господи! Нона говорила, что у нее брат болен, но не уточняла, насколько серьезно.
– Что еще она вам рассказывала?
– Да почти ничего. Честное слово. Она ни о чем ничего не рассказывала. Говорила, что хочет стать актрисой – обычные несбыточные мечты, которые можно услышать от большинства девчонок. Но она не была подавлена, как можно было бы ожидать при больном брате.
Майло сменил тему:
– Какие сценки вы с ней разыгрывали?
Как только разговор вернулся к его работе, Кармайкл снова заметно занервничал. Он сплел пальцы и выкрутил руки. На мускулистых руках вздулись узлы.
– Пожалуй, мне следует связаться с адвокатом, прежде чем мы продолжим.
– Как угодно, – сказал Майло, указывая на телефон.
Вздохнув, Кармайкл покачал головой.
– Нет. Это только еще больше все усложнит. Послушайте, я могу высказать кое-какие мысли насчет того, что представляет собой Нона, если вы за этим пришли.
– Нам это поможет.
– Но это все, что у меня есть. Мысли, не факты. Давайте договоримся, что вы забудете, откуда их получили, хорошо?
– Дуг, – сказал Майло, – нам известно, кто твой отец, и нам известно все про арест, так что кончай юлить, понятно?
Кармайкл стал похож на жеребца в горящей конюшне, готового понестись, невзирая на последствия.
– Да не паникуй ты, – успокоил его Майло. – Нам нет никакого дела до всего этого.
– Никакой я не извращенец, – настаивал Кармайкл. – Раз вы заглянули в мое прошлое, вы должны понимать, как все произошло.
– А то как же. Ты был танцором в «Ланселоте». После выступления тебя подцепила одна дамочка из числа зрителей. Разговор зашел о сексе за деньги, а затем она тебя сдала полиции.
– Она меня подставила! Стерва!
«Ланселот» – это заведение с мужским стриптизом в западной части Лос-Анджелеса, обслуживающее женщин, считающих, что эмансипация означает бездумное копирование самых низменных сторон мужского поведения. На клуб уже долгое время жаловались соседи, и пару лет назад на него обратили пристальное внимание полиция и инспекторы противопожарной безопасности. Конец этому положил иск о необоснованных преследованиях со стороны полиции, поданный владельцем.
Майло пожал плечами.
– Так или иначе, папаша тебя вытащил, дело было закрыто, и ты дал слово вести себя хорошо.
– Ага, – с горечью произнес Кармайкл. – Конец истории, так? Вот только все оказалось не так просто. – Голубые глаза вспыхнули огнем. – Отец отобрал у меня мой доверительный фонд – деньги, которые оставила мне мама. Уверен, это было незаконно, однако юрист, занимающийся делами фонда, приятель отца по Калифорнийскому клубу, и не успел я опомниться, как старик прибрал все к своим рукам. И взял меня за яйца. Я словно снова стал подростком, вынужден был на все просить разрешение. Отец заставил меня вернуться в колледж, заявив, что я должен чего-то добиться в жизни. Господи, мне тридцать шесть лет, и я снова сижу за партой! Если я получу хорошие отметки, мне дадут место в нефтяной компании «Кармайкл ойл». Какой бред! Ничто не сможет превратить меня в то, чем я не являюсь. Черт возьми, что ему от меня нужно?
Он с мольбой посмотрел на нас, ища поддержки. Интуиция подсказывала мне поддержать его, однако это был не сеанс психотерапии. Майло дал ему остыть, прежде чем продолжил:
– И если отец прознает про то, чем ты сейчас занимаешься, капут, да?
– Проклятие! – Кармайкл почесал бороду. – Я ничего не могу с собой поделать. Мне нравится этим заниматься. Господь наделил меня замечательным телом и красивым лицом, и я настроен на то, чтобы делиться этим с другими. Это все равно что играть на сцене, но только для узкого круга, так что это более интимно. Когда я танцевал в клубе, я чувствовал на себе взгляды женщин. Я им подыгрывал, делал так, как им нравилось. Я хотел довести их до оргазма прямо там. Это было… просто здорово.