Ник думал иначе. Сразу после войны он чуть не попал на каторгу за неуместные высказывания, но тогда его вытащил Карлос Рубио. Часть улик чудесным образом испарилась из дела, а сам Медина ушел преподавать в университет с обязательством каждую неделю отмечаться у куратора. И за следующие семь лет ни разу не попался на глаза полиции или особому управлению. Не попался бы он и сейчас, если бы не воспоминание Аву, в котором успел отметиться и Карлос.
За прошедшую ночь Хавьер успел съездить за подмогой и взять показания почти у всех, видевших Ника во время того скандала. Но Карлоса Рубио никто не помнил, обычный свогор, каких тысячи, тихо сидел на своем месте и никуда не вмешивался.
Самой перспективной оказалась линия с монетами, Хавьер поначалу не придал им значения, а потом отослал помощников найти первого владельца и оказалось, что тот вытащил их из коллекции своего дядюшки, а уже после подарил Аву. Серебряные кругляши оказались с историей и дефектами, каждый из которых был учтен и кропотливо записан в специальном журнале. Улики не стопроцентные, но определенно дающие основания задержать Николаса Медину и провести обыск в его квартире.
Но к прибытию патруля та пустовала, а хозяйка виновато развела руками и рассказала, что в последний раз видела Ника вчера утром, но не тревожилась по этому поводу: свогор часто ночевал у кого-то из друзей или случайных подружек.
Хавьер оставил людей сторожить квартиру и еще пару сметливых подчиненных - подходы к дому, после отправился в университет. Если и там нет Ника - придется объявить его в розыск. Ирр почти все время молчала и тенью следовала за Хавьером. Отказалась и ото сна, и от бутербродов, наверняка боялась, что “глупый совсем дон” попадет в беду, если останется без присмотра хоть на минуту. Стандартная полицейская форма определенно шла ей, но не так, как платья или летящие юбки. Хавьер сам не заметил, как перенес гончую в категорию доний и уже не воспринимал в другом качестве.
Ника же схватили уже в его кабинете. Профессор беспечно копался в реактивах и черкал в журнале учета, когда к нему ввалились сотрудники спецподразделения и повалили на стол. Сопротивления Ник не оказывал, испуганным не выглядел и на вопросы отвечал вполне четко.
Знал ли он погибшего инспектора Морено? - Да, знал. Тот неоднократно дурил голову студенткам университета и втягивал их в сомнительные дела. Полиция бездействовала, покрывая своего, поэтому Ник, как неравнодушный гражданин, вмешался. Но дальше разбитого носа и отобранных денег дело не пошло. Деньги, кстати, он до последней монеты отдал заплаканной девчонке, которой и обещали эту сумму и за совсем иные услуги, чем те, которые ей пришлось оказать.
Где ее найти? - Кто же знает? Получив монеты она долго плакала, после решила уйти от мирской жизни и скрылась в стенах монастыря Девы Благостной и больше Ник о ней не слышал.
Что он знает о Братстве терна? - Ничего сверх того, что публикуют газеты.
Хавьер дал знак своим людям, и его место заняли двое подчиненных, продолживших допрос. Ирр тоже качала головой: она не узнавала запах убийцы, тот изменили каким-то артефактом.
С таким минимум улик Медину чего доброго пришлось бы отпустить до выяснения обстоятельств, если бы Ирр, не иначе как от скуки и бессилия, не сменила частично облик и не уткнулась носом в пол. Она обшарила весь кабинет, снова стала девушкой и четко произнесла:
- Донья, которая была на месте убийства инспектора, здесь. Работает или еще что, запах повсюду.
- Поищите ее, - кивнул Хавьер.
Гончая выскочила из кабинета чуть ли не раньше сотрудников особого управления и уже понеслась по коридорам университета. Медина же напрягся и впервые начал нервничать: такое не могло бы совпадением. Девчонка что-то знала или догадывалась и наверняка она не сможет так стойко переносить допрос.
Деваться из кабинета профессору было некуда, поэтому Хавьер оставил его на попечении своих людей и тоже вышел в коридор, искать девушку.
Взрыв настиг его в другой части этого же крыла. Он оказался такой силы, что осыпались все стекла из окон, а от кабинета остались одни руины. Хавьер добежал туда одним из первых, но увидел только останки своих людей, дыру в стене и соцветие терна, издевательски брошенное поверх обломков стола.
Первым порывом было отправить людей искать Ирр, но Хавьер приказал оцепить периметр и перекрыть все возможные выходы из университета.
- Будь я профессором, бежала бы через катакомбы, - задребезжал рядом чей-то голос.
Хавьер обернулся и заметил старую, будто высохшую и пожелтевшую донью, чьи глаза выцвели, но не потеряли внутреннего огня.
- Свогор Жилль, секретарь, - представилась она. - Вот там в парке есть проход в них, могу поспорить, что плиту уже сдвинули и вы не ошибетесь с местом.
- Благодарю за содействие, - Хавьер кивнул ей и побежал к указанному месту.
Пока он искал нужную статую и продирался сквозь кустарник, громыхнуло во второй раз, где-то внизу.
В темный лаз Хавьер спускался медленно, еле нащупав ногой карниз. Свет сюда почти не проникал, а еще все заволокло желтоватым дымом, за которым попробуй разгляди что-то. Со стен по-прежнему сыпались обломки кирпичей и фресок, растревоженные взрывом. Хавьер закрыл рот и нос рукавом, вытащил из кармана положенный всем полицейским светящийся стержень и медленно побрел по коридорам.
Коллеги уже спускались следом, организованно, парами, но ждать их означало потерять драгоценное время, за которое профессор либо успеет уйти, либо отравится едким дымом, похоронив вместе с собой надежду напасть на след Братства. Хавьер и то кашлял все сильнее с каждым пройденным метром, пока не уперся в завал, многометровый и капитальный даже на первый взгляд. В коридорах были и другие ответвления, но только это шло за стены университета.
Рядом кто-то закашлял, слишком тяжело и надсадно для недавно спустившегося вниз. Звук раздавался совсем близко, но из-за дыма и темноты, Хавьер наткнулся на мужчину почти чудом.
Слишком высокий и широкоплечий для Медины, он с трудом тащил пятнисто-полосатую тушу, приподняв ее под передние лапы. Хавьер без лишних слов присоединился, отметив, что в зверином облике Ирр прибавляет в весе раза в три. Она не двигалась, но дышала, пусть и рвано. По шкуре тут и там алели пятна ожогов, стремительно затягивающиеся, но оттого не менее пугающие. Пока Хавьер размышлял, как будет вытаскивать ее наверх, гончая перевернулась и снова превратилась в хрупкую девушку. Незнакомец легко взвалил ее на плечо, а на возражения Хавьера ткнул пальцем вверх, намекая, что кому-то все равно придется подняться и вылезти наружу, чтобы перехватить бессознательную ношу. Ирр вяло завозилась, но в сознание не приходила. А сам Хавьер заметил, что в голове шумит все сильнее, а кашель уже не останавливается. Он громко приказал всем выбираться наружу, после сам забрался по карнизу и взял на руки Ирр.
Ожоги успели окончательно затянуться, оставив вместо себя новую розоватую кожу. Гончая дышала тяжело, жадно хватая ртом свежий воздух и отчаянно куталась в пальто, которым ее укрыл Хавьер. Ее неизвестный спаситель тоже вылез следом, обессиленно уселся прямо на траву и представился: