На борту дирижабля находилась куча гражданских с набитыми чемоданами. Все разговоры смолкли, стоило Леди Септиме обвести их пылающим взглядом. Странно было видеть, какое мощное воздействие на окружающих оказывает такая маленькая женщина. Ей не понадобилось отдавать приказания, чтобы началась подготовка к взлету: каждый гвардеец выполнял положенные действия и в полном молчании возвращался на пост.
Только Торн осмелился это молчание нарушить.
– Высадите меня в городе вместе с вашими двумя ученицами. Генеалогисты захотят задать им несколько вопросов, и я также должен составить отчет.
Леди Септима посмотрела на эмблему в виде солнца, приколотую к его мундиру, потом на крошечное пятнышко крови у него на обшлаге.
– Вы одеты не по форме, Лорд Генри.
Таков был единственный ее комментарий. Она указала Офелии и Элизабет на скамью, потом уселась в кресло пилота. Торн занял место справа от нее. Бросив на Центр девиаций последний взгляд, в котором сквозило нечто вроде сожаления, Леди Септима со сдержанной яростью взялась за штурвал.
Офелия приникла к иллюминатору. Во всё удлинявшейся тени колосса она заметила наблюдателей, собравшихся посмотреть на отлет. Все они улыбались. Почти все. Девушка с обезьянкой вовсю махала руками, прощаясь с Торном, который не замечал ее сквозь стекло, полностью сосредоточившись на новом уравнении, требовавшем незамедлительного решения.
Последние швартовы были отданы. Воздушное судно взмыло в воздух с тихим шелестом винтов.
Из-за кулис
Ковчег Титан потерял три небоскреба, ковчег Фарос – загородные увеселительные центры, Тотем – свои фермы химер, Пломбор – всю промзону, а Серениссима – четверть речной сети. Он перепрыгивает с одного ковчега на другой (гляди-ка, у Гелиополиса больше нет Южного вокзала). Куда бы он ни направился, земли распадаются, время убыстряется, пространство всасывается в пустоту. Множество мужчин, женщин, животных и растений были втянуты в дыры (прощайте, огромные ветряки Зефира). Оставшиеся больше не осмеливаются выходить из дома. Если уж придется исчезнуть, лучше сделать это в кругу родных и друзей, в своем доме и со своей собакой. А он думает о том, что события становятся всё интереснее и интереснее (а пустыни Весперала всё пустыннее и пустыннее).
Он думает об Офелии, о ее взгляде, исполненном гнева и смятения. Она приняла его за разрушителя мира, это его-то, вот уж забавная мысль… А ведь она была так близка к тому, чтобы всё раскрыть, всё понять! К великому счастью, ее ждала неудача – в очередной раз. Неудачи Офелии куда значительнее ее побед.
Он перешагивает через многие тысячи километров и возвращается на далекий Вавилон, в Центр девиаций, на макушку колосса, в директорские апартаменты.
И появляется как раз вовремя. Все наблюдатели в полном сборе и обмениваются поздравлениями. В центре зала возвышается большой стеклянный колпак, из-под которого доносится приглушенный голос механического попугая:
– КТО Я? КТО Я? КТО Я?
Вокруг все пожимают друг другу руки, хлопают по плечам, поднимают чашки с чаем за директоров, блистающих своим отсутствием. В этом собрании, одетом поголовно в желтое, половина не знает, что директоров не существует вовсе, а вторая половина не очень себе представляет, кто реально дергает за ниточки.
А вот он знает. Без ложной скромности следует отметить, что в его познаниях совсем немного пробелов.
Он позаботился о таком укрытии, где никто не смог бы его заметить. Без своих пенсне с темными стеклами наблюдатели не видят ничего дальше собственного носа; зато с пенсне они видят даже чуть лучше, чем хотелось бы. От них не укрылось бы не только его присутствие, каким бы неосязаемым оно ни было, но и его истинная внешность. А он вошел во вкус анонимности.
Он поглядывает на двух молодых гостей, скромно сидящих среди наблюдателей. Шевалье прячется за толстыми очками, своей крестообразной татуировкой и брекетами; Секундина скрывается за неровной челкой, широченной повязкой, идущей через всё лицо, и листом бумаги, на котором она рисует.
И смех и грех.
Мало-помалу излияния иссякают, разговоры смолкают. Сегодня лучше не засиживаться допоздна, дамы и господа, завтра наконец-то начнется настоящая работа! Наблюдатели расходятся один за другим, не забыв бросить последний исполненный надежды взгляд на попугая под стеклянным колпаком.
– КТО Я? КТО Я? КТО Я?
Вскоре в директорских апартаментах остаются только мужчина с ящерицей, женщина со скарабеем, шевалье, Секундина и отголосок. Не считая его самого, разумеется.
В атмосфере поубавилось жизнерадостности; начинается самое интересное. Он идет на риск, чуть раздвигая границы кулис и ближе приникая к реальности, которая вообще-то не совсем его собственная. Секундина почти замечает его уголком глаза, на мгновение замирает, потом снова прилежно склоняется над рисунком. Кроме нее, никто не ощущает его присутствия.
Шевалье отставляет свою чашку, демонстрируя якобы аристократические манеры.
– Поговорим о делах. Если этот отголосок прошел кристаллизацию, то отчасти благодаря мне. Я выполнил свою часть договора и желаю получить свою долю изобилия. Вот мои требования.
Он протягивает конверт женщине со скарабеем, та просматривает его содержимое.
– Целый ковчег?
– Который не обрушится, – уточняет шевалье.
– Не многовато ли территории для вас одного…
– О, я не собираюсь оставаться там в одиночестве. Когда от Полюса ничего не останется, даме Беренильде будет открыт туда доступ. Желательно без ее дочери.
Женщина со скарабеем и мужчина с ящерицей обмениваются непроницаемыми взглядами.
– Вам следует набраться терпения, young man
[69]. Наш отголосок еще недостаточно зрелый, чтобы раскрыть нам все свои тайны. У него пока что слишком бедный словарный запас.
– КТО Я? КТО Я? КТО Я?
Секундина, на редкость молчаливая, рисует, широко распахнув глаза, захваченная новым видéнием будущего.
Шевалье встает, не удостоив взглядом ни ее, ни остальных.
– Я подожду, но не слишком долго. Если понадобится, я отправлюсь искать изобилие сам. Вообще-то я знаю, где его найти. Доброй ночи.
Теперь их осталось четверо. Мужчина с ящерицей, женщина со скарабеем, Секундина и отголосок. Пятеро вместе с ним, невидимым свидетелем, бесплотным зрителем, Тенью среди теней.
– Верное ли решение было принято, многоуважаемый коллега? – внезапно спрашивает наблюдательница. – Отдать ее – ее! – Леди Септиме? Зная всё, что она сможет разгласить Светлейшим Лордам?
– Рог изобилия отверг ее, многоуважаемая коллега. Да будет священна его воля.
Ответ мужчины с ящерицей звучит как непререкаемая истина. В то же мгновение все лампочки апартаментов гаснут и снова зажигаются. Электрическое подтверждение.