— Зато ты, я смотрю, уверен, что знаешь её? Насколько близко, Гордеев? Успел посочувствовать ей за эти дни? Пожалеть бедную богатую девочку, брошенную интернет-негодяем?
— С каких пор тебя это начало волновать? Когда ты решил поменять план и бросить Миру, Джокер? До того, как трахнул в номере гостиницы, даже не позволив увидеть твое лицо? Или всё же после? Как какую-то шлюху…
Не дал ему договорить, резким ударом прямо в челюсть, чтобы заткнулся. Потому что о ней нельзя так говорить. Только не о ней. Слишком чистая, чтобы ее можно было марать словами. Даже ему.
— Еще раз, тварь, ты посмеешь назвать ее так…
— И что ты сделаешь? Убьёшь меня? — Он расхохотался, откинув голову назад, из его носа текла кровь, а он ржал, как псих, вытирая ее рукой. А потом резко замолчал и начал раскачиваться с пятки на носок.
— Не убьёшь. И мы оба это знаем. Даже ради неё. А я вот тебе зад надеру, если мне опять придется видеть тень, в которую Мира превратилась из-за тебя.
— Подсел на нее, Гордеев? Слишком уж беспокоишься.
— Даже если и так, — он улыбнулся, посмотрев куда-то в окно, и тут же перевел взгляд на меня, — то какое твое дело? Ты отказался от неё. Сам.
— Ни хрена подобного. Ты завтра же увольняешься с работы. Ты сам сказал, нам достаточно того материала, который у нас имеется. Игра подходит к завершению, Гордеев.
— Плевать! Ты поигрался со своей Принцессой. А я не буду играть.
— Это иллюзия, Адам. Ты ведь знаешь, каким будет наш с тобой финал.
— Вот именно! — Он резко подался вперед к моему лицу, — Я хочу насладиться каждым мгновением той жизни, которую мне отмерил один чокнутый придурок!
Он развернулся, подхватив куртку с дивана и собираясь выйти из комнаты.
— Адам… Только попробуй приблизиться к ней ближе, чем на метр.
— И что ты сделаешь? Ты же так ратуешь за справедливость, Костя. Ты просто кинул девку, воспользовавшись ею. Кинул грязно и трусливо. Не попрощавшись. Я ее успокою. Я ей подарю то, чего ты не дашь никому и никогда!
— Только попробуй, Гордеев. И моё гребаное чувство справедливости деликатно отвернется, пока я из тебя кишки доставать буду. Она моя.
— Ты весьма оригинально дал ей это понять при последней встрече. — Он усмехнулся и понизил голос, — Любовь это не про тебя. Не придумывай себе того, чего нет. Смерть, боль, месть, ярость… Это то, чем ты живешь. Ты дышишь только благодаря им. Если бы не эти «ферменты» ты бы сдох еще там, в гребаной психушке. И тебе никогда не разбавить свой «кислород» долбаной любовью. Такие, как ты, не умеют любить.
— А ты умеешь, Гордеев?
Он вдруг рассмеялся и резко смолк.
— Умел. До тебя я многое умел, Кость. — Распахнул дверь и остановился на пороге, не оборачиваясь. — Но я еще помню, каково это — уметь кого-то любить.
Он ушел, будто растворившись в темноте комнаты, а я уткнулся в собственные ладони, думая над его словами. Возможно, он был прав. Но мне было насрать на его слова. На его чувства сейчас. Если даже она и будет с кем-то другим, то только не с ним. Чёрта с два я буду смотреть, как он трогает мою женщину. Ревность дикой кошкой вонзилась когтями в районе груди, распоров мясо вплоть до сердца. Дышать стало тяжело, и я склонился к столу, судорожно вдыхая открытым ртом воздух, хотя мне казалось, что это яд высшей концентрации, слишком резкий, парализующий. Когда нет возможности двигаться, ты всё чувствуешь, но не можешь даже пошевелиться. Рука дернулась к смартфону, но я удержался, сжав ее в кулаке.
Развернул к себе ноутбук и открыл папку с файлами. Сто двадцать восемь фотографий. Обычно мне хватало десяти. С ней всё больше. Всё куда серьезнее и больнее. Откинуться на спинку кресла и пролистывать одну за другой её изображения, останавливаясь дольше на тех, где она улыбалась. Правда, одними губами. Закрыть глаза, вспоминая ее рваное дыхание и участившееся сердцебиение. Дьявол, я мог заложить собственную голову, что тогда она улыбалась мне искренне. А я так и не увидел ее улыбки.
Я видел десятки ослепительно красивых женщин, видел, как менялось их лицо, пока я ожесточенно врывался в их тела. Но сейчас… сейчас я понял, что не помню ни одного в этот момент. Все слились в какую-то единую серую, бесцветную маску без эмоций и звуков. И никакого желания вспомнить хотя бы одно. В то время, как её лицо с той ночи рисовал в своих мыслях сотни, нет, тысячи раз. То, каким оно могло бы быть под этим проклятым шифоном, когда она взрывалась в моих объятиях. Слишком ярко и красочно для такого, как я.
Прав Адам. Дьявол его раздери на мелкие кусочки, но он прав. И я сам знал это, иначе не оставил бы ее. Своеобразная жертва, которую никто и никогда не оценит по достоинству. Зато я буду спокоен за нее. Ухмыльнулся собственной мысли. Вот так просто Принцесса стала той единственной, о которой мне вновь стало необходимо заботиться. А это сулило неприятности не только мне, но и ей.
Набрать в телефоне смску своему закадычному другу — придурку, зная, что он прочтет ее лишь утром.
«Я не шутил, Адам. Не смей приближаться к ней ближе установленного расстояния. Иначе я убью тебя. И её. Просто помни и об этом тоже… друг».
Последний взгляд на глаза её зеленые — омуты, в которых тонул без возможности выплыть, на руки изящные, тонкие, а у самого болезненными воспоминаниями — насколько нежная у нее кожа, как дрожат от возбуждения длинные пальцы, как простреливает по всему телу от их прикосновений, когда цеплялась за меня судорожно. Память — сука коварная, подбрасывает по сто раз на дню эти ощущения, заставляя кусать запястья, чтобы не сорваться, не залезть в гребаный аккаунт, не написать сообщение на номер, который знал наизусть. Не поехать в их фирму, чтобы там следить за ней исподтишка. Перетерпеть. Я столько в своей жизни вытерпел, что и с этим справлюсь. Даже если иногда выть хочется от тоски по ней. От того, что запомнит навсегда таким: нарисованным персонажем чужой фантазии, мерзавцем, обманувшим и использовавшим. И ни капли меня настоящего.
Закрыть изображения и зайти в другую папку, в которой лежал компромат на самого Белозерова. Онлайн-трансляция его деловых встреч и грязных развлечений. Нажал на плей, и меня едва не вырвало: в этот самый момент многоуважаемый Дмитрий Лазаревич остервенело трахал своего визжащего, словно девка, блондинистого помощника. Интересно, у этого ублюдка есть звукоизоляция стен, иначе мне очень и очень жаль его секретаршу. Депутат резко дернул вверх за волосы своего любовничка и рвано задышал ему в ухо, кончая. Мне кажется, отличный кадр для его кичащегося своей безупречностью, чопорного папаши.
Недавно в одной из газет была заметка о неожиданно пошатнувшемся здоровье миллионера Лазаря Белозерова.
Что ж, в таком случае никого не удивит и пафосная статья о безвременной кончине одного из влиятельнейших людей страны с перечислением всех его заслуг перед Отечеством.
«В душе одни лишь раны,
А в сердце шар огня.