Вечером Мансур, загодя предупредив по телефону, отправился к «объекту» в гости. Обезличивание негодяя Буза, соплеменника и бывшего одноклассника немного облегчало душевные терзания.
«Благословен входящий в этот дом» — надпись над входом в любой друзский дом, выцвела и читалась неясно. Старина Мавр дремал в будке. Не учуял запаха Мансура. Или не посчитал чужим. Слух тоже подвёл. Дверь в прихожую была приоткрыта. На рассохшейся полке лежала пачка сигарет. Наверняка, Буз оставил со смыслом. Мансур закурил. Дым потянулся к распахнутому, без занавесок, окну. И дальше под фонари, разбавлявшие мрак.
Мансур стряхнул пепел, придавил окурок ко дну пепельницы. Вошёл в гостиную. Ему требовалась эта встреча, как воздух. В свою очередь, хозяин дома полагал, что гость, раздавленный обстоятельствами, не заставит себя долго ждать. Каждый преследовал свою цель. Буз нащупывал зацепки, которые позволят вовлечь приятеля в дело. Мансур изо всех старался прояснить мотив этих попыток. Хозяин к приходу гостя жарил на кособокой сковороде ветчину с яичницей. Увидев Мансура, он заговорил так, будто они не расставались в течение дня.
— Ответь мне, брат. Разве мы, друзы, не пользуемся в стране равными правами с евреями? Да или нет?
Мансура очень удивила витиеватая форма вопроса. И ответ он сформулировал осторожно.
— Понимаешь, Буз, у меня нет однозначного ответа. С одной стороны, я получаю, вернее, получал, зарплату идентичную с евреем на той же должности и в том же звании.
— Вот-вот, получал…
— Нет, погоди… Сдал вступительные экзамены в университет. Проходной бал на факультете тоже одинаков для всех. Что для евреев, что для арабов, что для черкесов. И для нас, друзов, такой же… Но… С другой стороны, возьми, к примеру, нашу деревню и её инфраструктуру…
— Инфа что? — обескураженный Буз появился в гостиной с подносом, уставленным домашней готовкой.
Подгоревшая яичница, тарелка с ломтиками сыра и колбасы, финджан со свежезаваренным кофе. Его аромат, карамельный и пряный, напоминавший хлебную выпечку, смешался с запахом гари.
— Ну, дороги, канализация. Равноправием близко не пахнет. В газете одной прочитал — нашей общине изначально отведено определённое место. Сам знаешь какое. Автор статьи, как ни странно, еврей, назвал такую систему «вечным двигателем». Уровень образования в наших школах таков, что вероятность получения аттестата зрелости невысока. Это мягко сказать. Соответственно, поступление в высшие учебные заведения слишком проблематично. Что остаётся?
— Армия и полиция.
— Верно, — словно профессор на лекции, похвалил приятеля Мансур, — дети наших детей будут расти в тех же деревнях и ходить к таким же учителям. Порочный круг с неизменно повторяющимися элементами. Можно сказать, «вечный двигатель».
Буз не сразу осмыслил сказанное Мансуром, но, когда раскусил, задохнулся от возмущения.
— Так они нас… — злясь, он никак не мог подобрать нужного определения, — растят, как клонов.
— Клонов? — удивился на этот раз Мансур. Ты сказал клонов? Не клоунов?
— Ну, одинаковых таких, как в американских фантастических фильмах. Новое поколение не улучшается. Оно остаётся таким же, как предыдущее.
— Слушай, Буз, ты умный паренёк. Я бы до такого не додумался.
— Ты сомневался? — зарделся хозяин дома от неожиданной похвалы, — скажу больше. Именно на нашем поколении замкнутый круг прервётся. Мы им не по зубам. Скоро всё изменится.
— Брось! Что мы можем сделать?
— Многое! — Буз даже вскочил, — наша община с её тонкостями и законопослушанием скоро развалится. Мы, друзы, останемся без земли. Мне от отца достанется десять дунамов земли. Ему они перешли от деда. Знаешь, сколько чёртово государство оставит мне после прокладки дороги? Че-ты-ре!!!
— Сволочи! Воры! — гнев прорвался неподдельно, — но ведь будет компенсация?
— Какая компенсация! Слёзы! Скажу тебе, как ближайшему другу… Я начинаю понимать арабских террористов. Даже самоубийц! Израиль отобрал их земли, страну. Что им остаётся, как не воевать. По-любому! Я бы, наверное, тоже взорвался.
— Какую страну? — спросил Мансур, игнорируя остальные фразы. Он явно рисковал вызвать подозрение, но очень хотелось узнать, как далеко зашёл Асад в своих блужданиях?
— Как, какую? Палестину!
— И когда существовала такая страна?
— Ну, до Израиля, когда же ещё…
— До Израиля здесь английский мандат был. Не было государства Палестина.
— Значит, до мандата.
— До мандата турки хозяйничали. При них тоже не было государства Палестина.
— Так, до турок.
— Но турки четыреста лет этими землями владели. Никогда не было государства с наименованием Палестина.
— Ну… какая разница, ты что, евреев защищаешь?
— Нет, ни в коем случае. У меня тоже земля есть. Сейчас не тронули, но что завтра? Придёт им в голову газопровод проложить, что мне тогда делать?
— Точно! Я скажу, что делать — бороться… Я тебя со своими друзьями сведу. Пока всего рассказать не могу, но знай, что существуют силы, которые нам помогут.
— Кто? — широко раскрыл глаза Мансур.
— Придёт время, узнаешь… Здесь, — Буз патетично обвел руками гостиную, — нет наших умников шейхов, нет моего святоши-отца. Обойдёмся без них!
— Без шейхов? Кто мы без наших духовных лидеров?
— Ерунда, — сказал, как отрубил Буз, — во-первых, они трусы и во всём потакают сионистам. Во-вторых, строят из себя умников. В-третьих, они просто лгуны!
— Ну, брат, ты наворотил лишнего! — возразил Мансур.
— Однажды, — продолжал Буз, — помнишь, как расстроилась моя свадьба? Немного погодя, я признался отцу, что достиг ближайшей ступени духовности и хочу стать уккалем. Поклялся строго соблюдать все заповеди. Не курить, не пить алкоголь, не сквернословить. Иметь чистые помыслы. Отец привёл меня к «посвящённому». Тот задал мне единственный вопрос, не связанный ни со знаниями, ни с соблюдением заповедей. И отправил домой. Через три месяца всё повторилось, тот же вопрос и снова отказ. Так прошло три года. Я даже не был допущен к религиозным книгам.
— Может быть, в мыслях промелькнуло лишнее… Полиграф обмануть можно. Но не наших шейхов. За тысячу лет они научились заглядывать в душу человека, — задумчиво подытожил Мансур, прикуривая очередную сигарету.
— Плевать. Мы считаем, настало время показать сионистам, кто в доме хозяин. Они почему-то предполагают у нас отсутствие национального сознания. Времена Фахраддина Маана-второго не останутся в прошлом навечно. Они вернутся.
Покинув дом Буза, Мансур какое-то время не решался позвонить куратору. Глаза Маана-второго, казалось, следили за ним отовсюду. Разум не принимал предательства. Но в конце концов, он решительно смахнул с души пыль сомнений. Риск опростоволоситься перед спецслужбами победил магию древних вождей.