Навстречу ветру - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Пилецкая cтр.№ 13

Он вложил пропуск в паспорт и, отдавая, рассказал, как найти нужный кабинет.

Так впервые я попала в жуткие коридоры Лубянки с ее огромными частыми дверями. Найдя нужный кабинет, я постучала и вошла. В приемной сидела секретарша, которая, увидев меня, любезно улыбнулась и попросила присесть, сказав, что я попала в обед, скоро он закончится и генерал Леонтьев меня примет.

Приемная была светлой, довольно большой комнатой с двумя зеркальными шкафами по обе стороны. Каково же было мое удивление, когда минут через пятнадцать вошел бравый, лет сорока, генерал, открыл один из шкафов (это оказалась дверь) и прошел в кабинет. Вскоре секретарша пригласила и меня. Я оказалась в огромном кабинете, пол которого был устлан ковром. В правом углу, наискосок, стоял очень большой письменный стол со множеством цветных телефонов (красный, синий, желтый, голубой), и за ним сидел генерал. Я представилась и рассказала, что привело меня в Москву. Леонтьев внимательно слушал, иногда задавал вопросы, потом я немного успокоилась, беседа потекла более непринужденно. Генерал сказал, что он ленинградец, очень любит балет и вообще театр. В конце беседы я показала ему паспорт с перечеркнутой пропиской, на что он среагировал очень бурно: «Ну что это у нас, не разобравшись, берут и перечеркивают. Возмутительно!» Леонтьев набрал номер и вызвал к себе начальника паспортного отдела генерала Подузова. Через некоторое время в кабинет вошел человек в синей форме, он произвел на меня очень неприятное впечатление. Теперь мне пришлось все объяснять ему и показывать злополучный паспорт. Он его взял и обещал разобраться. А Леонтьев просил через пару дней позвонить. «Но ведь нам в Ленинграде дали только три дня отсрочки», — ответила я. Он улыбнулся и рекомендовал не волноваться. Я звонила и ходила на Лубянку несколько раз. Паспорт мне вернули и сказали, чтобы я ехала в Ленинград и через неделю позвонила.

Возвратившись домой, я рассказала о своем посещении Лубянки. Мы с мамой с нетерпением ждали, когда же можно будет позвонить. Ровно через неделю я с трепетом набрала московский номер. Леонтьев поднял трубку и ответил, что дела обстоят следующим образом: «Вы оставайтесь и танцуйте себе на здоровье, а маме придется уехать к отцу». Что делать? И вот последняя попытка, идем к прокурору города, излагаем наше дело. Он тут же звонит в «Большой дом» и говорит сокровенную фразу, которую я никогда не забуду: «Так вы мне всех русских из Ленинграда выселите». А дальше то ли звонок прокурора подействовал, то ли изменилась общая обстановка в стране, но нас оставили в покое, и лишь через месяц пришла повестка из 23-го отделения милиции — явиться с паспортом. Мы пришли, у нас взяли паспорта для прописки, и через неделю мы ее получили и наконец успокоились. На этом дело наше прекратилось. Но сколько пришлось пережить!

1947 год. Я замужем. Наш доблестный Военно-морской флот пополнился новыми силами в лице молодых офицеров, закончивших Военно-морское училище имени Дзержинского. Моего мужа Константина Всеволодовича Пилецкого направили служить в Лиепаю. Собрав свои пожитки, — а они все уместились в один небольшой тюк, что привело в недоумение мою свекровь, — я поехала с ним. При пересадке в Вильнюсе мы с мужем встретили знакомых, тоже молодую пару, они, уже получив назначение, направлялись в Лиепаю на место службы и взяли меня с собой. Муж поехал за назначением. В Вильнюсе мы должны были сесть на рижский поезд. Вокзал был забит народом, жулики шныряли тут и там, смотреть надо было в оба, а то недосчитаешься чемоданов. У вещей все время кто-то из нас дежурил.

Поезд опаздывал, и неизвестно было, когда его подадут. Наступил вечер, вдруг погас свет, огромный вильнюсский вокзал погрузился во тьму. Что тут началось: визги, крики, раздолье для жулья. Я, для того чтобы уберечь багаж, легла на тюки, надеясь, что уж из-под меня-то не вытащат. И вот во время такой суматохи подали поезд. Пассажиров выстроили в цепочку, и милиционеры с фонарями, охраняя эту очередь, пропускали нас на перрон к вагону.

В общем, прибыла я в Лиепаю, где в это время еще можно было прокатиться на лошадке в старинном фаэтоне. Вскоре приехал с назначением муж, и мы стали искать жилье. Это было непросто, не всегда нас принимали с распростертыми объятиями. И вот, обедая как-то в ресторане «Юра», мы разговорились с официанткой, рассказали ей о наших трудностях, и она предложила пожить у нее. И хотя комнатка была маленькой, без удобств, мы согласились.

Квартира эта находилась в мансарде. Как входишь — кухня, где спала хозяйка на большой тахте, дальше — дверь в столовую, а налево из столовой — вход в маленькую, со скошенным потолком, комнатку с кроватью. Больше там ничего не было, не было даже двери в столовую, просто висела легкая шторка, которую я скалывала английской булавкой, если в столовой что-то происходило. А происходило довольно часто. Нашу хозяйку звали Сильва, нрава она была веселого, соответствовала своему имени. Гости любили посещать ее. И вот однажды, это было в канун Нового года, муж дежурил на базе, я одна, в комнатушке холодно, света в ней не было, лежу и думаю, куда это меня занесло так далеко от дома, от мамы. Вдруг в соседней комнате зажегся свет, раздались голоса, звон посуды — очередной ужин. Сквозь занавеску ко мне просунулась голова Сильвы, которая звала ужинать, все-таки скоро Новый год. Как я ни отказывалась, пришлось встать и выйти в столовую. Там находился гость, пожилой мужчина, который был уже крепко навеселе. Он ужинал в ресторане, а потом Сильва с подружкой затащили его к себе. Он важно сидел за столом, крепко прижимая к себе толстый, чем-то набитый портфель. Подливая в его бокал напитки, подруги в конце концов напоили гостя до такой степени, что он упал со стула. Из открывшегося портфеля золотым водопадом посыпались мандарины. Девушки бросились поднимать беспомощно барахтавшегося гостя, зацепив при этом скатерть, и весь ужин рухнул на пол, что вызвало безудержную волну веселья. Хорошо погуляли… В конце концов жить там стало совсем невозможно: каждый день разные гости. Нужно было искать новое жилье.

На сей раз это был дом на берегу моря, громадная пустая комната и такая же пустая громадная веранда. Рядом в комнате жил кочегар, дверь к нему, правда, была без замка. Так как я почти все время была одна, это соседство меня пугало. Пустая темная веранда, шум прибоя, завывание ветра. В этом чужом незнакомом городе, где в каждом окне светились яркие абажуры, висели занавески, я ходила по улице и думала: «Какие счастливые люди, у них есть дом». Наконец город нам выделил комнату 9-10 метров на первом этаже, вход в которую был прямо с улицы. Хозяйка этой комнаты сидела в тюрьме за деятельность, строго наказуемую законом. Удобств, конечно, никаких, воду приходилось носить с колонки. Но мы были счастливы иметь свой угол. У нас появилась первая мебель: две кровати, стол, два стула — и примус. Вот в эту маленькую комнатку я и принесла из роддома нашу дочь Наташу. Через месяц мужа перевели на Север, и мне нужно было ехать в Ленинград к маме. Стоял холодный сентябрь, соседи по дому провожали меня на вокзал. Я с ребенком на руках и с вещами погрузилась в вагон, который не отапливался. Проводница сжалилась надо мной и устроила в отдельном купе. Холод был ужасный, и пеленки не успевали высыхать, приходилось сушить их на себе. Так первый раз в Ленинград прибыла новая гражданка, полуторамесячная Наталья Константиновна Пилецкая.