Тильда (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Диана Арбенина cтр.№ 47

Все это продолжалось, и Майк, прошу прощения за глагол, болтался из коллектива в коллектив, и много где работал, пока в 1981 году не появляется группа «Зоопарк», которую очень долго «Ленконцерт» не принимал в свои ряды. В те годы невозможно было давать концерты, если тебя не одобрила эта самая организация, она давала (или не давала) путевку в жизнь и брала в свои ряды лишь достойных, на ее взгляд. Вообще, конечно, кошмар. Я представляю, как много групп они похоронили.

Так вот, группа «Зоопарк» шесть лет шлифовала свое мастерство, понятно, что добивалась профессионализма. Добилась, и начались ее концерты по стране. А также Майк, слава богу, начал давать интервью. Почему «слава богу»? Он один из тех рокеров, которые умели говорить очень внятно, толково, на превосходном русском языке. Часто бывает, что человек очень здорово поет, очень классно сочиняет, а вот разговаривать вообще не может. Либо умный, либо красивый. А Майк Науменко был и умным, и красивым, мне кажется.

Я не помню, когда и по какому поводу – у меня с поводами и цифрами достаточно плохо – нам, «Снайперам», предложили участвовать то ли в концерте, то ли в трибьюте, посвященном группе «Зоопарк». И я, горячо любящая Майка, сразу же согласилась. И мы спели его песню «Лето», которая называется еще «Песня для Цоя». Одна из самых простых и внятных песен – не случайно ведь для Цоя, там все должно быть просто.

Майк, пожалуй, единственный, ну или, во всяком случае, один из немногих ярких рок-поэтов, имевший абсолютно конкретную музу. Он был предан ей всю жизнь. Любовь к ней не скрывал. И все песни о любви – а на мой взгляд, это самые крутые его песни – написаны из этой любви. Он был женат десять лет, безумно любил свою жену Наталью. И они расстались. Как говорят те люди, которые знали Майка близко, он очень переживал всю жизнь, эта рана осталась незатянувшейся в его душе. И мне кажется, это была одна из самых пронзительных встреч в рок-н-ролле. И пронзительных отношений вообще.

Мне абсолютно непонятно, когда говорят: «Эта песня посвящена ей» или «Эту песню он написал из чувства к ней» или «к нему», неважно. Думаю, песни пишутся изначально из чувства к человеку как таковому, и он может только спровоцировать появление песни, что, в общем, немало. И более того, очень важно. Но не стоит преувеличивать свое значение в жизни поэта, автора. И сойдемся на том, что конкретно вы, дорогой, или вы, дорогая, стояли у истоков рождения песни, которая в процессе написания, конечно же, обрастала помимо вашего – иными образами. А главный образ песни – это все же образ самого поэта. И в данном случае не стоит обижаться. Мне кажется, это просто условие такого, совершенно некарьерного появления стихотворений, или песен, или театра. Образ самого поэта – самый главный в его творчестве, и он не может остыть от самого себя. Иначе, если он остывает, будет всегда очень видно, и называться будет уже словом «конъюнктура». Так вот, свое значение в роли создания шедевров не стоит преувеличивать, не было бы вас, был бы кто-нибудь другой. Такова неумолимая правда. И поэт – это тяжкое бремя. И бремя это – не только тонкая душевная организация человека, пишущего стихи, не только его ранимость, его нервность, его уязвимость, не только его восприимчивость. Самое тяжелое в этой миссии – то, что ее невозможно оставить. Невозможно забыть о том, что тебя привело сюда и что тебя никогда в жизни не отпустит.

Предположим, вы журналист, и вас все достало, вас достало писать материалы, писать о людях, которых вы вообще, по сути, не знаете. Вы идете в кружок макраме и начинаете в этом кружке новую жизнь. Или, например, вы архитектор, и вам надоело чертить вот эти линии на бумаге, одно и то же, одно и то же. Вы идете на набережную Невы и поступаете учеником капитана – глядишь, через несколько лет вы уже водите лодки по мостам и каналам Петербурга. Или вам, допустим, надоело быть фрезеровщиком. Так это вообще очень просто, вы увольняетесь, ну его в пень, этот завод. И возвращаетесь в спортзал, где боксировали десять лет назад и где вам всегда рады. А поэта нигде не ждут, и ему нигде не рады, так как его никто не может понять до конца. Ему некуда вернуться. Нельзя выпрыгнуть из своей головы, она на плечах двадцать четыре часа в сутки, энное количество лет, из года в год, из года в год. Поэт – оговоримся, настоящий поэт, с Божьей предначертанностью – не может не писать. Он будет писать, что бы с ним ни случилось. Он станет от этого мучиться, и какие бы кризисы его ни настигали, он будет их переживать и будет писать дальше. Он будет так же складывать слова. И вы – всего лишь один из инструментов его творческого пути, один из его этапов. И по большому счету вы абсолютно безымянны, безлики и неинтересны – точнее, неинтересны в тот момент, когда ваши инициалы рассекречены и лицо ваше предъявлено миру. Давайте вспомним Иосифа Александровича Бродского и инициалы М.Б.

И все это так. И все это не так. В случае с Майком Науменко это совершенно не так. Потому что песни его абсолютно адресны, абсолютно конкретны. И вся его любовь действительно сконцентрировалась в одном лице, лице одной-единственной женщины, которая не давала ему покоя до самой смерти.

В текстах Майка мне всегда нравились конкретность и простота. Незамысловатые рифмы нравились, как будто легкие, своеобразные, вот это бытописание, «я изжарен как котлета». И вообще, нам, людям, воспитанным на традиции русской классической литературы, русской поэзии, лирики XIX–XX веков и, конечно же, поэзии Пушкина, именно такая мнимая легкость и близка. Майку удавалось талантливо и гармонично сочетать эти два якобы абсолютно несовместимых начала – русскую поэзию и американский черно-белый блюз. И он делал это очень легко и светло. И очень непритязательно. И, наверное, так же легко и скромно, как жил.

А жил он недолго, всего тридцать шесть лет. Умер в августе, летом, в начале 90-х годов. Произошло это в Питере. Говорят, его сильно избили во дворе, ограбили, нанесли очень тяжелый удар по голове, он смог подняться к себе в коммуналку, где пролежал в беспамятстве какое-то количество времени никем не замеченный, опять же. Хотя в коммунальной квартире – тем, кто не знает, – живет обычно много людей. Он лежал там, и когда, наконец, то ли кто-то пришел, то ли как-то спохватились и заподозрили неладное, вызвали «скорую». Не успели. Он так и ушел, достаточно скромно и достаточно непритязательно.

Знаете, есть очень мало людей, воспоминания о которых не провоцируют во мне хоть малую толику боли. Это вообще редкие люди, уходящие в высшей степени интеллигентно и скромно. И даже, кажется, с проломленной головой, они стараются, не дай бог, не потревожить, не доставить хлопот. Интеллигенты по крови. И Майк был таким Дон Кихотом блюза в нашей стране. И это неоспоримо. Все, кто его знал, все, кто знает и любит группу «Зоопарк», влюблены в него и разделяют мои чувства, безусловно. Он был совершенно однозначным человеком в своей репутации, в своей душевной организации, и у него не было врагов. Разве только пара залетных во дворе. Но это же залетные. И мне кажется, что еще никто за все эти годы не смог даже близко продолжить ту традицию, которую он когда-то начал и горячо любил – я имею в виду блюз – и все, чем он жил на закате прошлого века.

Но я думаю, что когда русский рок окончательно сдаст свои позиции и уступит рэпу, а рэп исчерпает себя и станет почивать на лаврах из золота и гламура – а это, безусловно, будет так, – кто знает, что придет ему на смену? И если это будет блюз, я буду решительно «за».