Вендетта, или История всеми забытого - читать онлайн книгу. Автор: Мария Корелли cтр.№ 50

«Бедняжка! – скажет общество, беря лупу и благосклонно разглядывая прекрасную героиню свежего аристократического скандала. – Каким же негодяем был ее муж! Неудивительно, что ей понравился душка лорд такой-то! Конечно, с ее стороны это неправильно, но она так молода! Вышла замуж в шестнадцать лет – совсем ребенком! – сама не знала, что делала!»

Муж, о котором шла речь, мог быть лучшим и благороднейшим из людей – и уж никак не «негодяем», – однако его отчего-то представляют именно таковым и сочувствия ему не оказывают. И, кстати, весьма примечателен тот факт, что все красивые, известные и скандально знаменитые женщины «вышли замуж в шестнадцать лет». Как же это происходит? Я могу судить о южных народах, где девушки полностью созревают к шестнадцати годам, а к тридцати уже старухи. Но мне непонятно, как об этом говорят в Англии, где барышня в шестнадцать лет – чрезвычайно угловатая и нескладная простушка, без каких-либо «прелестей», чьи разговоры бессодержательны и глупы до полного изнеможения тех, кто вынужден их слушать. Эти замужества в шестнадцать лет, однако, являют собой единственное объяснение, которое резвые английские матроны могут дать столь значительному числу подобных семейств. Эти ранние браки вполне правдоподобно объясняют причины любви к чрезмерному употреблению косметики и частой окраске волос. Будучи молодыми (как они благородно заявляют), они хотят выглядеть еще моложе. Вот и прекрасно! Если мужчины не могут распознать этот тонкий обман, им нужно винить самих себя. Что же до меня, то я верю в ветхозаветную и, очевидно, глупую легенду о согрешении Адама и Евы и последовавшем за ним проклятии. Проклятии на мужчину, которое неумолимо исполняется и по сей день. Бог сказал:

«За то (запомните это за то!), что ты послушал голоса жены твоей (или твоей женщины, кем бы она ни была) и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: “не ешь от него” (дерево или плод, бывшие злом, изначально были предложены мужчине женщиной), проклята земля за тебя; со скорбию будешь питаться от нее во все дни жизни твоей».

Истинная правда! Проклятие довлеет над всеми, кто слишком доверится женщине, скорбь суждена всем, кто поддастся ее чарующей лести. Что толку от ее пустых оправданий в древней легенде: «Змей обольстил меня, и я ела». Если бы она его не послушала, ее бы не обольстили. Слабость и предательство были заключены в ней самой, и до сих пор там заключены. Сквозь все проникает их горечь. Женщина искушает, мужчина поддается, и врата рая, рая чистой совести и незапятнанной души, закрываются перед ними. На веки вечные божественное порицание эхом раздается над поколениями людскими, словно далекий гром, пробивающийся сквозь тучи. На веки вечные мы бессознательно несем его сквозь свои жизни тяжким грузом, пока боль не одолевает сердце и не утомляется разум. И мы жаждем конца всего этого, который есть смерть – таинственное безмолвие и тьма, от которой мы иногда содрогаемся, смутно гадая: может ли она быть хуже жизни?

Со дня смерти Стеллы прошло больше десяти дней. Ее мать попросила меня взять на себя хлопоты по организации похорон, объявив себя слишком больной, чтобы чем-то заниматься. Я был весьма рад выполнить ее просьбу, поскольку мог выбрать другое место для упокоения дочери, нежели фамильный склеп Романи. Я не мог вынести мысли о том, что крохотное, взлелеянное мною тело поместят разлагаться в жутком месте, где я пережил такие ужасы. Поэтому, известив всех, кого это могло касаться, что я действую по распоряжению графини, я выбрал чудесное место на открытом участке кладбища рядом с деревом, где услышал соловья в час своего величайшего отчаяния и страдания. Здесь мою малышку положили для вечного упокоения в тепло матери-земли, я густо обсадил могилу душистыми фиалками и примулами, а на поставленном там простом белом мраморном кресте распорядился выгравировать слова «Una Stella svanita» ^[3] в добавление к именам ее родителей и датам рождения и смерти.

С момента завершения всех обрядов я несколько раз навещал свою жену. Для меня она всегда была дома, хотя, разумеется, ради соблюдения приличий отказывала в приеме всем остальным. Выглядела она краше прежнего, принятый ею вид утонченной томности шел ей так же, как хрупкая белизна подходит оранжерейной лилии. Она полностью осознавала силу своей красоты и пользовалась ею в своих энергичных попытках меня очаровать. Однако я изменил тактику: я почти не обращал на нее внимания и никогда не отправлялся к ней с визитом, если она уж очень настойчиво меня об этом не просила. Все комплименты и знаки внимания с моей стороны совершенно прекратились. Теперь она ухаживала за мной, а я принимал ее ухаживания с безответным молчанием. Я играл роль неразговорчивого и сдержанного человека, предпочитавшего чтение старинного глубокомысленного трактата по метафизике даже ее очаровательному обществу. И частенько, когда ей очень хотелось со мной пообщаться, я сидел у нее в гостиной, перелистывая книгу и делая вид, что совершенно поглощен этим занятием, в то время как она, сидя в деревянном кресле с бархатной обивкой, в глубокой задумчивости смотрела на меня, и взгляд ее сочетал в себе уважение и восхищение – это выражение, прекрасно разыгранное, сделало бы честь и Саре Бернар.

Мы оба получали известия от Гвидо Феррари. Его писем к моей жене я, разумеется, не видел, однако она мне сказала, что он «глубоко потрясен и опечален известием о смерти Стеллы». Его адресованное мне послание звучало совсем по-иному. В нем он писал:

Вы сможете понять, мой дорогой граф, что я не слишком скорблю из-за смерти ребенка Фабио. Если бы его дочь осталась жить, признаюсь, ее присутствие сделалось бы для меня постоянным напоминанием о том, что я предпочел бы забыть. Она меня никогда не любила, она могла бы стать источником неприятностей и неудобств. Так что в целом я рад, что она не стоит у меня на дороге.

Далее в своем письме он сообщал:

Мой дядя находится на пороге смерти, но, хотя эта дверь перед ним распахнута настежь, он не может решиться сделать шаг вперед. Его нежелание не продлится очень долго – так говорят врачи. В любом случае я весьма надеюсь, что ждать мне придется не слишком долго, в противном случае я вернусь в Неаполь и пожертвую своим наследством, ибо очень обеспокоен и несчастен без Нины, хотя и знаю, что она находится в безопасности под вашей надежной защитой.

Именно этот абзац я прочитал своей жене, внимательно за нею наблюдая, пока медленно произносил содержавшиеся в нем слова. Она слушала, и ее щеки залились ярким румянцем – вспышкой негодования, – а брови расстроенно нахмурились, что было мне так знакомо. Губы ее сложились в сладостную и вместе с тем холодную улыбку, когда она тихо сказала:

– Должна вас поблагодарить, граф, за то, что вы мне показали, до какой степени может дойти дерзость синьора Феррари. Удивлена тем, какими словами он вам пишет! Дело в том, что мой муж был к нему столь привязан, что теперь он считает, будто имеет на меня некое воображаемое право. Он полагает, что я и впрямь являюсь его сестрой, которую он может тиранить, как иногда поступают братья! Я искренне сожалею, что была с ним столь терпелива и позволила ему слишком много вольностей.