Крах плана Шлиффена. 1914 г. - читать онлайн книгу. Автор: Максим Оськин cтр.№ 15

Англо-французы никогда не вступили бы в войну с Германией, не обладая союзником на Восточном фронте, и уже потому только не могли допустить поражения Российской империи в ее локальной борьбе с Центральными державами без участия западных союзников. Агрессия германских государств была взаимосвязана между собой, и потому поддержка немцами австрийцев в случае, если Россия вступится за Сербию (а иного не могло и быть), являлась обеспеченной. Соответственно, «План Шлиффена» неизменно учитывал, что австрийцы прикроют удар германского меча по Франции на Восточном фронте, взяв на себя русских. Планы войны, разработанные перед началом мирового конфликта, были тесно завязаны друг на друга, что вылилось во всемирную бойню в короткие сроки.

Без Австро-Венгрии немцы не могли рассчитывать выиграть войну на два фронта, так как сдержать русский натиск в Германию в этом случае было бы некому, и «План Шлиффена» с самого начала шел бы «вразнос». Исходя из данного факта, русское планирование предполагало переброску более половины всех сил сразу против австрийцев. Но и для удара по Германии были нужны большие силы, ибо успех немцев на Западе немедленно оборачивался победой Германии и на Востоке. Первой целью русского удара ставилась колыбель германского милитаризма – Восточная Пруссия, из которой выросла единая Германия.

Итак, русское вторжение в Восточную Пруссию являлось необходимым. Оперативно-стратегическое планирование 1912 г., по сути, примененное в 1914 г., стало активно наступательным. При этом, под влиянием французов и немцев, достижение победы в войне предусматривалось в кратчайшие сроки. Точно так же недооценивалась сила сопротивления противника, ибо расчеты итогов первых операций явились явно завышенными. Таким образом, нельзя однозначно утверждать, что французский план войны (одновременное безоглядное наступление союзников и на Западе, и на Востоке) был беззастенчиво навязан русской стороне. Русские военные круги также разделяли планы бескомпромиссного наступления, а потому и поддержали такое планирование, что напрямую связывалось с подъемом русской военной мощи. Переоценка собственных сил была свойственна не только французам, но и русским. Тем горше будет разочарование первого месяца войны, когда французы будут отброшены к Парижу, а русские – разгромлены в Восточной Пруссии.

Русским командованием подразумевалось, что громадная масса из 37 пехотных корпусов (350 пехотных полков или 1260 батальонов плюс формируемые с началом мобилизации 35 второочередных пехотных дивизий (572 батальона)), поддерживаемых массой кавалерии, так или иначе, сомнет австро-венгерские войска и в любом случае вынудит германцев ослабить свой удар по Франции. Многочисленная конница – 16 регулярных кавалерийских дивизий, и 15 казачьих дивизий, часть из которых формировалась с началом мобилизации из отдельных казачьих полков, должны были подкрепить удар маневром. Окончание мобилизационной готовности в Российской империи давало в руки русскому командованию громадную силу.

Чтобы выбить из рук противников козыри, «План Шлиффена», как справедливо указывают все без исключения исследователи, изначально строился на запредельном риске («План Шлиффена был шедевром, но он требовал от исполнителей геометрической точности и отчаянной смелости», – С.Б. Переслегин). Балансировка на «лезвии бритвы» подразумевала идеальное следование тем расчетам, что сделал Шлиффен, так как этот план не имел почти никакого запаса устойчивости. Его реализация всецело зависела не только от высшего исполнителя, точно следующего плану, но и инициативных исполнителей на местах, собственными энергией и умом (талантом) компенсирующих неизбежное на войне «трение», о котором писал К. фон Клаузевиц, характеризуя разницу между составлением плана на бумаге и его воплощением на практике.

Вопреки заветам Шлиффена, немцы отчаянно дрались на всех участках фронта, и при этом нигде не собирались отступать. Понятно, что такая тактика требовала подкреплений на всех участках фронта, а взять их можно было только из ударного крыла – потому, что так было проще всего: концентрация сил в армиях, совершавших обход через Бельгию, так и так давала превосходство над неприятелем. Вот только утрачивалось это превосходство с каждым новым километром в глубь бельгийской и французской территории. А ведь Шлиффен указывал, что нужно очистить Восточную Пруссию и драться на Висле, что нужно отступать в Саарской области, если всего этого потребует обстановка на правом крыле. И французы сами подыграли немцам, делая риск германского плана войны еще более минимальным. Х. Мольтке-Младший нарушил все пункты стратегического планирования, что было сделано его предшественником:

– изменил соотношение сил на крыльях как 3: 1 вместо 7: 1,

– послал два армейских корпуса в Пруссию из ударного крыла, шедшего на Париж, буквально накануне французского контрнаступления,

– не смог скоординировать действия своих командармов правого ударного крыла,

– задержал массу сил под второстепенными французскими крепостями, для блокады которых хватило бы и резервистов.

Поэтому правы те исследователи, которые говорят, что германское наступление на Западном фронте в августе 1914 г. осуществлялось по плану Х. Мольтке-Младшего, а не А. Шлиффена. Мольтке до неузнаваемости исказил идеи графа Шлиффена, от которых оставил лишь общую схему действий:

– правое крыло является ударным,

– необходимость нарушения нейтралитета Бельгии,

– надежда на блицкриг (который в новой трактовке оперативно-стратегического планирования имел самые минимальные шансы на успех),

– заслон в Восточной Пруссии.

Так что можно сказать, что немцы проиграли войну в тот момент, когда Мольтке-Младший решил внести собственные изменения в план Шлиффена, бывший единственно возможным рецептом на выигрыш войны Центральными державами в войне на два фронта против государств коалиции Тройственного союза – Антанты. Другое дело, что от самого генерала Мольтке зависело далеко не все, но тем упорнее германский Генеральный штаб должен был бы отстаивать идеи Шлиффена перед кайзером. Тем не менее устоявшееся в историографии мнение именно о «Плане Шлиффена», как руководящем документе стратегического планирования для Германии и ее союзников, также верно. Ведь помимо формального подхода и официальных ссылок на покойного теоретика, только «План Шлиффена» (и подчиненный ему военный план Австро-Венгрии) был реалистичен для страны, желавшей выиграть войну в чрезвычайно ограниченные сроки. И именно его старались применить в начале войны незадачливые преемники А. фон Шлиффена.

Противники же Германии, казалось, вовсе не имели никаких сведений о германском планировании, хотя статьи графа Шлиффена публиковались в открытой печати. Французы строили свой последний план наступательных операций, отводя противнику чуть ли не роль статистов, безмолвно наблюдающих за мощным ударом французских армий через Вогезы. Русский же план войны исходил из ничем не обоснованного превосходства русских войск над противником в ходе первых операций, долженствовавших стать решающими для исхода кампании и всей войны. После войны выдающийся русский военный теоретик А.А. Свечин в своей «Стратегии» указал, что стратегия всегда должна подчиняться политике, ставящей перед стратегией цели, задачи и способы их осуществления. Шлиффен строил свой план без учета политических реалий, поэтому он и был столь рискован, глубоко продуман и требовал к себе ювелирного подхода: политика не успевала вступить в действие, пока стратегия уже разрешала задачу.