– Как же, как же, мне довелось слышать это, хотя и краем уха, – сказал полковник, хотя я готов был побиться об заклад, что если русские и не приложили руку к этим событиям, то готовы негласно их поддержать. – Кстати, вполне возможно, что и торговля с Нижними Землями
[78] вскоре сойдет на нет по схожим причинам.
– Так мы, увы, и предполагали, – ответил я. – Поэтому, как только Палмерстон потеряет свой пост – а это, как мне кажется, произойдет в течение если не нескольких дней, то точно через пару недель – мы желали бы как можно скорее заключить мир с Российской империей. И нам хотелось бы знать, на какие условия мы могли бы рассчитывать.
– Встречный вопрос, – полковник Сидоров посмотрел мне в глаза. – Видите ли, очень часто те договоры, которые мы подписывали с Британией, нарушались последней, как только ей это становилось выгодно. У нас даже бытует поговорка, что англичане – хозяева своего слова. Захотели – дали его, захотели – взяли обратно. Смею вам напомнить, что еще четверть века назад мы были союзниками и что Россия никак не покушалась с тех пор на британские интересы. Легитимные интересы, я имею в виду. А англичане ответили нам за всё черной неблагодарностью. Причем это происходило не только по отношению к нам – позвольте вам напомнить про три «копенгагирования».
– Полноте, – пробормотал я растерянно. – Но ведь последнее из них закончилось не в нашу пользу…
– Вопрос не про результаты, а про сами действия. Так что вам придется подумать, как именно убедить нас в том, что на этот раз вы договоренностей нарушать не будете. Что же касается репараций… Мы рассчитываем как на определенные территории в средиземноморском регионе, так и на кое-что из ваших заокеанских владений. Причем не только в Америке, но и в Индийском океане.
– Позвольте, но… – промямлил я.
– Могу вас заверить, что это намного скромнее, чем то, что желают получить от вас янки. Далее. Мы хотим непосредственно вести торговлю с Индией и другими британскими колониями – смею добавить, что подобная торговля могла бы быть взаимовыгодной. Российская империя, со своей стороны, выражает свою полную незаинтересованность в присоединении какой-либо части материковой Индии, Бирмы, а также британских территорий к северу от Сингапура, и готова в полном объеме платить причитающиеся британской казне торговые пошлины.
Далее. Соединенное королевство возьмет на себя все кредиты, выданные Российской империи и ее подданным английскими банками. Кроме того, в Россию в счет репараций будут поставлены сталь, уголь, станки, рельсы и другие промышленные изделия. И, наконец, будут выплачены определенные суммы золотом.
– Но вам не кажется, что ваши требования чрезмерны?
– Вы так считаете? Хорошо, тогда представьте себе – английская торговля сходит полностью на нет. Далее: «Молодые ирландцы» поднимают мятеж и добиваются независимости своего острова. Ваши соседи по Северной Америке и Карибскому морю захватывают Ямайку, Малую Антильскую гряду, Торонто и Монреаль… В условиях войны с вами мы им мешать не будем. К тому же и наши собственные требования будут пересматриваться только в сторону увеличения. Так что в ваших интересах начать полномасштабные переговоры как можно скорее. Единственным условием для их начала является прекращение всех боевых действий и возвращение всего, что было награблено в Крыму и на досмотренных вами русских кораблях.
Я сидел, лихорадочно соображая, как именно я преподнесу это ее величеству. А полковник, улыбнувшись, налил еще по рюмочке коньяку.
– Давайте выпьем за будущие мир и взаимопонимание между нашим державами, господин Каттлей. Ведь любая война рано или поздно заканчивается миром. Каким? А вот это во многом зависит от нас…
– Мир и взаимопонимание, – повторил я, поднимая рюмку.
– А теперь я позову официанта, и мы с вами пообедаем. Я угощаю – готовят здесь действительно весьма неплохо, даже с учетом того, что мы в Пруссии.
24 (12) ноября 1854 года.
Силиврия.
Унтер-офицер Отдельного отряда охотников Эрик Сигурдссон
«Ну, всё», – подумал я, а в голове вдруг зазвучала грустная песенка, которую иногда напевал мой наставник Хулиович: «И никто не узнает, где могилка моя…»
Находились мы в Силиврии – нет, не Силистрии, а именно Силиврии, городке на Мраморном море, которое, впрочем, в этот день было ничуть не ласковее, чем Ботнический залив в это же время года у меня на родине, на Аландах. Было прохладно и пасмурно, дул северный ветер, и казалось, что наступил конец моей не столь уж длинной жизни.
В Силиврию мы пришли в составе сводного отряда под командованием штабс-капитана Сергея Волынца. Он был очень недоволен – мол, сил нам придали всего ничего, операция непонятная, да и в Чорлу нужно будет оставить гарнизон. Единственная его надежда была на наш сводный отряд, вооруженный новыми штуцерами, с приданными ему двумя пулеметами (это что-то вроде картечницы – может в один момент выпустить сразу множество пуль) и четырьмя минометами (что-то вроде мортиры, но полегче). Кроме того, с нами была сотня задунайцев, две сотни кубанцев (из которых полусотню оставили в Чорлу в качестве гарнизона) и небольшой медицинский отряд. Да, и еще этот поп, отец Дамиан – я так и не понял, зачем он нам…
Среди медиков была одна девушка, звали ее Ольга Даваева. Азиатского вида, но с точеными чертами лица, прекрасными, черными как смоль волосами и необыкновенной фигурой. Увы, как говорит Александр Хулиович: «Хороша Маша, да не наша». У нее есть жених – офицер медицинской службы. И когда мой приятель Свен слишком пристально посмотрел на прекрасную азиатку, она его так отшила – любо-дорого было посмотреть.
Значит, пришли мы в эту Силиврию. Хорошо хоть, на западе находится заболоченная пойма какой-то реки с единственным мостом. На севере и на востоке – равнина с редкими холмами. С утра турки и появились и с запада, и с севера. Получилось то, что в шахматах – я немного играю в них – именуют патом – ни мы не могли ничего сделать им, ни они нам.
И тут эти сумасшедшие задунайцы решили поквитаться с турками – и подставились под их удар. Штабс-капитан Волынец пошел с нами, чтобы заткнуть дыру в обороне. Почти сразу мы потеряли пулемет. Нас спасли штуцеры, но надолго ли? Турок только на этом направлении было не менее полутысячи. Мне показалось, что еще немного – и они пойдут в решительную атаку. Да, заберем мы с собой на тот свет сотню-другую османов, но потом и нам придет конец.
Я помолился Господу, подумав, что зря мы не пошли вчера на молебен, который устроил этот русский поп. Как говорят у нас – перед смертью даже черт становится верующим… Впрочем, другая пословица гласит, что темнее всего перед рассветом. И действительно, когда я подумал, что уже всё и нам отсюда не выбраться живыми, произошло чудо.
Фигура в черном облачении со смешной шапочкой на голове, держа в руках большой деревянный крест, вышла из-за телег обоза и пошла навстречу туркам. К удивлению своему, я узнал отца Дамиана
[79]. Он шел и громко и мелодично напевал, но что именно, я так тогда и не понял. Позже, по моей просьбе, мне записали слова этого гимна: