Все это пространство с широкой рекой, горами, со стенами скал – слишком правильное. Сделанное едва ли не по линейке. Она бы тоже могла получить такой результат, если бы, к примеру, взяла тяжелый металлический шар, швырнула его вперед, заставив прокатиться по подходящей поверхности.
Вот и здесь то же самое. Только шар, следует признать, должен быть огромным, а еще очень раскаленным, чтобы так прожечь землю и изменить рельеф, сохранившийся несколько тысяч лет, скрывший спекшуюся поверхность под наросшей на месте ожогов почвой и травой.
Ярко-зеленой, словно сейчас не зима, а конец весны.
Еще сильнее сузив глаза, Лавиани различила множество точек. Все те же белые крапинки и песчинки на пастбищах. Сотни овец. Тысячи. А затем она увидела еще кое-что. Человека. Пастуха, пересекавшего долину.
Сойка резко присела, не собираясь торчать на фоне неба, ощущая, как зрение подводит ее, искажается и от этого реальность кажется ненастоящей. В человеке тоже было нечто неправильное. То, как он шел, как наклонял корпус, как держал руки и голову. Он казался массивным и в то же время длинным, как жердь. Странная грудная клетка, странный череп.
– Рыба полосатая! – ахнула Лавиани, округлив глаза, и сказала по слогам: – Ры-ба по-ло-са-та-я!
А затем, не удовлетворившись сказанным, добавила:
– Охренеть…
Она легла, ощущая, как в ребра впивается рукоятка ее же фальчиона, как спина мгновенно становится мокрой от выступившего пота.
Пастух находился гораздо дальше, чем подумалось сперва. Гораздо дальше.
И он был огромен. Чудовищно огромен. Непередаваемо чудовищно огромен. В десять раз, а может, и в двадцать больше любого самого высокого человека.
Колосс. Великан.
Гигант.
Самый настоящий гигант из древних легенд. Ничуть не меньше, чем Голиб Предавший Род, чей скелет они повстречали на Талорисе.
– Так вот чьей овечкой мы закусили, – пробормотала Лавиани, медленно отползая назад. А затем, пригнувшись, побежала к друзьям.
Она нашла их у подножия холма, остановилась, махнув рукой, и подумала, что же ей сказать. Ну, так, чтобы ее не подняли на смех. Она вот, окажись на месте Шерон, точно бы вволю повеселилась. Поиздевалась бы, что такое могло только померещиться, да у страха глаза велики. Но сказала как есть:
– Там по долине гуляет… самый настоящий гигант из сказок.
Тэо с Шерон переглянулись, а Бланка, очень уставшая из-за тяжелого пути, села на землю, словно ее ничуть не взволновало услышанное.
– Под «гигантом» ты имеешь в виду очень высокого человека или же… – Шерон пришлось сделать паузу. – Гиганта?
– Именно его, рыба полосатая! Драного всеми шауттами!
– Как на Талорисе?
– Только там были кости, а здесь они заключены в плоть, мальчик. Много плоти, которая ходит, дышит, жрет и думает. Не самый удобный противник для таких козявок, как мы с тобой.
Шерон осторожно потерла виски, словно мучилась от головной боли.
– Даже не буду спрашивать «уверена?!!» К сожалению, ты редко ошибаешься. Считалось, что Голиб Предавший Род был последним из этого древнего племени. Он жил тогда, когда уже их почти не осталось. Они служили Вэйрэну, сражались с таувинами, и большинство не вернулось с бледных равнин Даула.
– Ну, неправильно считалось, значит. Вон оно. Шастает и считает овечек. Где ему жить, как не здесь? Рядом с городом, ставшим столицей Темного Наездника? Великаны же ему служили, как ты говоришь. Ну вот. Кто-то уцелел, а с учетом, что у места дурная слава, тут хоть голышом пляши, никто тебя не увидит. Так что верзилы пережили и таувинов, и великих волшебников, и Голиба Последнего Лишь Понарошку, и… – Лавиани задумалась и махнула рукой. – Да какая разница кого? Нам-то что теперь делать?!
Они пробирались вдоль каменистого С-образного отрога, пригибаясь на открытых участках, стараясь, чтобы редкие рощи скрывали их от чужих глаз. Забыли о следах, надеясь найти их на дальней стороне долины, хотя сойка конечно же заявила:
– Ставлю сотню марок, что эти олухи уже в желудке верзилы.
– Гиганты никогда не были людоедами, – возразил Тэо.
– Тебе почем знать?! – фыркнула Лавиани. – Из тех самых сказочек, где говорят, что эти твари вымерли так же, как белые львы? Так врут сказочки. Не удивлюсь, что и крылатые кошки где-то ждут своего часа, так что почаще поглядывай на небо, попрыгун. К тому же времена меняются. Раньше не ели, а теперь, так сказать, вошли во вкус. Выглядел этот парень довольно диким, и из одежды на нем были какие-то шкуры. Небось собирал шерсть со своих овечек лет двадцать, чтобы связать себе один носок.
Но им везло. Они так и не встретили жителя этой долины. Нашли его следы – огромные отпечатки босых ступней на илистом берегу неспешной реки, да и только. Не сказать, что хоть кто-то жаловался на то, что создание прежних эпох не почтило их своим вниманием.
Все торопились уйти как можно дальше, и Тэо все-таки понес Бланку, посадив ее к себе на спину, сразу ускорив их продвижение. Река спешила вместе с ними, ее течение все ускорялось, и вот вода уже гремела на перекатах, заглушая окружающие звуки. Рев реки, казалось несущейся в невидимую отсюда пропасть, ничуть не отличался от грохота водопада, который недавно снился акробату. Общаться приходилось жестами, и Лавиани то и дело корчила страшные рожи, когда ее не понимали.
Несколько долгих выматывающих часов по едва видимым звериным тропкам, сбивая ноги, обливаясь потом, так что от него саднило глаза, – и они добрались до края долины, перегороженного высоченной стеной. Сложенной из огромных необработанных каменюк, поставленных друг на друга без всякого раствора. Тэо знал, кто мог поднять эти камни и построить такое препятствие.
Гигант.
– Это он кого-то не пускал дальше или не желал, чтобы кто-то пришел с той стороны стены? – задумчиво произнесла Шерон.
– Дрянная работа! – фыркнула сойка, оценивая. – Куча дыр. Небось когда сквозь них дует ветер, по всей долине гремит жутковатая музыка. Это стена не остановит не то что нас, но даже самого толстого человека в ми…
Она замолчала, глядя туда, откуда они пришли, и ее глаза округлились. Тэо тоже обернулся, слыша, как Шерон тихо втянула воздух через сжатые зубы.
Он стоял на вершине каменистой гряды, возвышаясь прямо над ними, уперев мощные руки, сжатые в кулаки, себе в бедра, и с каким-то странным любопытством рассматривая их глубоко запавшими темными глазами. У него было угловатое, словно бы вырубленное топором лицо с плоским носом, выпирающими под кожей скулами, мощной челюстью и крепко сжатыми, едва заметными губами. Борода росла глупыми клочками, больше напоминая сизый пух, торчащий на поляне из слишком уж розовой кожи.
Точно такие же волосы виднелись на черепе. Не волосы – одно название.
Тэо, самый высокий из них четверых, едва доставал макушкой ему до колена.