Недоросль имперского значения - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Луговой cтр.№ 37

Шло время. Полчаса, час, а я всё сидел, заворожённый видом. Ностальгия потихоньку отползала, сменяясь просто грустной созерцательностью. На что там, говорят, можно смотреть бесконечно? Огонь, воду, и на то, как другие работают? Вода, по крайней мере, в наличии.

Шум наверху постепенно затихал. Что ж, надо и мне двигаться, а то схватятся, ещё в розыск объявят. Да и холодно стало столько времени на камне просидеть. Поднимаясь от реки, я усмехнулся – вот будет прикольно, если меня сейчас не пустят. Объясняй тогда – кто ты, откуда, и зачем к императрице рвёшься.

Перед входом уже никого не было, только где-то у дальних дверей была сложена горка дорожного скарба, которую споро растаскивали несколько бородачей. Да ещё, из тех дверей, куда удалилась знатная часть приехавших, мне навстречу буквально выкатился парень лет двадцати пяти. На лице его застыло какое-то восторженно-отрешённое выражение. Меня он явно не заметил, спеша по своим делам. Оттого мы столкнулись посередине лестницы. Я пытался отскочить с его траектории, но недостаточно проворно. Причём я исхитрился удержаться на ногах, потому что в последний момент приготовился к столкновению, а вот он – нет. Кубарем, конечно, не покатился, но пару ступенек пятой точкой пересчитал.

Явно опешив от такого неласкового возвращения с небес на грешную землю, он раздражённо уставился на меня

– Ты кто ещё такой? – спросил он тоном, не предвещающим мне ничего хорошего. Ну вот – осталось мне только повторить подвиг Д’Артаньяна и нарваться на дуэль с главными забияками столицы в первый день приезда. Вот только шпагой я не владею, от слова «совсем».

– Степан я. Тимошкин. Только из Москвы приехал, вместе с двором.

Эмоции поразительно быстро менялись на его живой физиономии. Только что готов был мне в глотку вцепиться, как вдруг расцвёл в дружелюбной улыбке:

– А! Так это ты? Куда пропал? Тебя уж обыскались, чай. Собственно ты мне и нужен. А чего толкался-то?

– Я толкался?! Да ты сам меня чуть не сшиб. Чешет, такой, весь восторженный, как ясно солнышко сияет, и не замечает никого вокруг, – гроза явно миновала. Незнакомец явно был не настроен повторять историю, сочинённую Александром Дюма. Я помог ему подняться.

– Да? Ну, может быть, – не стал спорить он. – Я вообще тоже тебя искал, только не очень представлял, как ты выглядишь. Кстати, меня Грицем зовут. А тебя? – тут он сообразил, что сморозил глупость и шлёпнул себя ладонью по лбу. – Ах, да! Что ж это я? Ты ж Степан! А я, значится, Гриц. Григорий Ляксандрыч Потёмкин. Вот и зазнакомились. Пойдём-ка, Степан, а то Екатерина уже рвёт и мечет по тебе.

* * *

Нижегородский мещанин, торговец Пётр Кулибин изволил вкушать чай на берегу небольшого прудика в собственном саду в час вечерний, когда жара уже спала, и приятной прохладой тянуло от Волги. Настоянный на травах душистый чай заедался свежей сдобой, только-только испечённой к вечернему чаепитию. Человек степенный, он мог позволить себе такой ежедневный ритуал, отдыхая от трудов дневных, трудов праведных. И пусть торговцем он был не то чтобы уж очень удачливым, но оборот позволял содержать небольшую усадьбу, да и вообще жить небедно, но при этом спокойно.

И всё вроде бы в житье-бытье хорошо. Ладно, да размерено. Вот только сын-недотёпа орясиной вымахал, а к отцовскому делу равнодушен. И пусть доказал он родителю, что в деле механическом весьма сведущ. Да вот хоть тот же пруд взять. Придумал же хитроумную штуковину, чтобы вода не застаивалась, а обновлялась. Теперь и рыбки свойской завсегда покушать можно. Хоть Волга и под боком, а своя слаще. А вот часовой промысел зря он открыл. Много ли тех часов в Новгороде? Раз, два и обчёлся. Да, конечно, губернатор благоволит после того, как Ванька ему исправил дорогой механизм. Но начальственной благодарностью сыт не будешь. А мука – вот она. Народец завсегда её купит, ибо есть-то надо. Хлебушек, почитай, главное блюдо на Руси. Торговал бы себе помаленьку, да и дело отцовское продолжал. И-эх!

Пётр поморщился. Как всегда, стоило задуматься о непутёвом сыне, настроение портилось. Вот и сейчас что-то тонко позвякивало из мастерской, где Ванька творил свои штуковины. Вот опять же – Ванька. Тридцать годков уже почти, а всё «Ванька». Был бы с отцом в деле, уже бы Иваном Петровичем величали уважительно. А что? Пожилой купец размечтался… Иван Петрович Кулибин. Звучит… звучало бы. А так – кто его вспомнит то, кроме прямых наследников?

Чинное размышление Кулибина-старшего было прервано вознёй у ворот дома. Глухо, басовито завуф-фкала огромная старая дворняга из-под крыльца. Тут же раздался громкий требовательный стук в добротную деревянную створку. «Эй, отворяй! Спите, что ли там?» – донеслось с улицы. Пётр подорвался как молодой. Голос принадлежал не кому иному, как самому губернатору. Если уж САМ прибыл, да требует впустить, то тут уж шутки плохи. Эх, говорил Ваньке, что не доведут до добра его умствования!

Губернатор прибыл не один, а в сопровождении пары вроде ничем не примечательных молодцев, но перед которыми явственно лебезил и заискивал. Тут уж почтенному мещанину и вовсе стало плохо. Всё, что происходило дальше, он понимал смутно. Какая-то суета, сборы проводы. И лишь когда визитёры покинули его усадебку, увозя с собой Ваньку-недотёпу, перед его взором немного прояснилось. Ну вот, судьба-злодейка. Добралась-таки до сына. Чуяло отцовское сердце, что не скоро доведётся вновь увидеть своего отпрыска. Как бы он совсем головы не лишился. Век-то нонче, хоть и просвещённый, да жестокий. Благостных исходов ждать практически нереально. Да и не верил отец в сына своего.

* * *

За несколько следующих дней постепенно выработался режим жизни в Петербурге. Екатерина просыпалась очень рано. Часов в пять. Так как декретного времени ещё не было, то это получается в шесть по нашему. Естественно, никто в резиденции после этого не спал, кроме Гришки Орлова, пожалуй. Тот мог продрыхнуть и до обеда. Так что и мне пришлось подстраиваться. Потом я отправлялся к Ломоносову.

Кстати, Ломоносов. Хоть я с самого начала затеял поход в Питер именно к нему, первая встреча с ним меня изрядно пугала. Зря боялся. Мужик оказался мировой. И в житейском плане, и вообще. При моём знакомстве с ним присутствовал только Гришка. Екатерина совершенно без энтузиазма восприняла его предложение поехать с нами. И у меня сложилось впечатление, что Орлов уже не в первый раз зазывает её к учёному, а она всё время откладывает визит. Может между ними кошка чёрная пробежала когда-то? Но это не главное. Главное то, что Михайло Василич ни разу не был поражён моей фантастической историей. В этом он чем-то напомнил мне Тихоновского настоятеля.

Мне показалось, что после такой новости у него появилось только одно желание – схватить бумагу, перо, и засесть за вычисления. Радует. Может он всё же… нет, не буду настраиваться на лучшее, чтобы потом ещё больше не расстраиваться. Короче, познакомились. И с тех пор основное время я проводил в его обществе. По согласованию с Екатериной, вместе со мной всё время находился Гриц Потёмкин, который в занятиях с Ломоносовым добровольно взял на себя роль секретаря. Хоть этим не ограничился. У него оказался весьма обширный кругозор, дополненный пытливым умом и хорошими исследовательскими задатками. Буквально через несколько дней он почти равноправно участвовал в наших беседах, и, в конце концов, вообще переехал в дом учёного. И, судя по вечно взлохмаченному виду, красным глазам и появившемуся пристрастию к кофе, они с Михайлой Василичем большую часть ночи проводили за изучением тех сведений, что получали от меня в больших количествах.