Голый завтрак - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Сьюард Берроуз cтр.№ 60

К чему все это бумагомарание, переносящее Людей из одного места в другое? Вероятно, чтобы избавить Читателя от стресса, связанного с резкими перемещениями в пространстве и сохранить его Благосклонность? И вот куплен билет, вызвано такси, закончена посадка в самолет. Нам позволено мельком заглянуть в теплую межперсиковую впадину, когда Она (стюардесса, конечно) склоняется над нами и что-то невнятно бормочет о жевательной резинке, драмамине, даже о нембутале.

– Прими опийную настойку, милочка, и я услышу.

Я не «Американ Экспресс»… Если одного из моих персонажей видят прогуливающимся в городском прикиде по Нью-Йорку, а в следующей фразе развязный парень из Тимбукту рассказывает о юноше с глазами газели, можно предположить, что он (субъект, не живущий в Тимбукту постоянно) добрался туда на обычных транспортных средствах…

Агент Ли (четыре-четыре-восемь-шестнадцать) предпринимает курс лечения от джанка… пространственно-временное путешествие, зловеще знакомое, ведь джанк на каждом шагу ставит наркоману рогатки… курсы лечения, прошлые и будущие, челноком гоняют видения сквозь его призрачную субстанцию, дрожащую на неслышных ветрах ускоренного Времени… Сделайте укол… Любой Укол…

Страдания напоказ, полокружительные уколы в камере участка… «Ну что, Билл, героинчику захотелось? Ха-ха-ха!»

Временные полуобразы, которые тают при свете… карманы, полные гнилой эктоплазмы, выметаемой старым джанки, кашляющим и харкающим на утренних ломках…

Старые буро-фиолетовые фотографии, которые скручиваются и покрываются трещинами, как грязь на солнце: Панама-Сити… Билл Гейнз обрабатывает аптекаря-китайца, пытаясь вырулить опийную настойку.

– Мои собаки участвуют в бегах… породистые борзые… Все больны дизентерией… тропический климат… понос… обдристались, понятно?.. Мои Гончие Помирают! – Он закричал… В его глазах вспыхнул голубой огонь… Пыл иссяк… запах горящего металла… – Пользуюсь глазной пипеткой… А вы бы?.. Менструальные колики… моя жена… «Котекс»… Старушка мать… Геморрой… болит… кровоточит…

Он отключился, навалившись на прилавок… Аптекарь вынул изо рта зубочистку, взглянул на ее кончик и покачал головой…

Гейнз и Ли дочиста обобрали Панамскую Республику от Давида до Дарьена, оставив ее без опийной настойки… С хлюпающим звуком они разбежались в разные стороны… Джанки нередко объединяются, сливаясь в одно тело… Следует проявлять осторожность, особенно в стремных местах… Гейнз вернулся в Мехико… Горькая скелетная ухмылка от хронической нехватки джанка, дурацкая от кодеина с чумовыми колесами… сигаретные дыры в купальном халате… кофейные пятна на полу… дымящая керосинка… ржаво-оранжевое пламя…

В Посольстве отказались сообщить подробности – только место захоронения на Американском Кладбище…

А Ли вернулся к сексу, боли, времени и яхе – горькой Духоподъемной Лозе с Амазонки…

Помню, как-то после передозировки маджуна (это конопля, высушенная, мелко истолченная до консистенции зеленой сахарной пудры и смешанная с какими-нибудь сладостями, по вкусу напоминает рождественский пудинг с примесью песка, но выбор сладостей произволен…) возвращаюсь я из «Лулу», или «Джони», или «Мальчишеской Детской» – короче, из туалета для мальчиков (вонь атрофированного младенчества и сортирного воспитания), оглядываю гостиную той виллы, что близ Танжера, и вдруг не могу понять, где нахожусь. Вероятно, я открыл не ту дверь, и с минуты на минуту Одержимый Держатель, Владелец, Который Добрался Туда Первым, ворвется и закричит:

– Что Вы Здесь Делаете? Кто Вы Такой?

А я не знаю, что я там делаю и кто я такой. Я решаю отбросить эмоции и попытаться сориентироваться, прежде чем появится Владелец… Короче, вместо того чтобы орать «где я?», остыньте, осмотритесь, и тогда вы приблизительно выясните… Вас там не было в Начале. Вас там не будет в Конце… Знание о том, что происходит, может быть лишь поверхностным и относительным… Что я знаю об этом пропащем молодом желтолицем джанки, существующем на неочищенном опиуме? Я пытался ему внушить: «Как-нибудь утром ты проснешься с собственной печенью у тебя на коленях», – и как надо обрабатывать опий-сырец, чтобы он не был обыкновенным ядом. Но глаза его стекленеют, и он ничего не хочет знать. Таковы джанки, большинство их, они не хотят ничего знать… и вы ничего не сможете им доказать… Курильщик ничего не хочет знать, ему бы только курить… И героиновый джанки ничуть не лучше… Строго на игле, а все прочее – от лукавого…

Так что, сдается мне, он до сих пор сидит там, в своей испанской вилле двадцатых годов, что близ Танжера, и пожирает необработанный мак, полный дерьма, камней и соломы… все подряд, из страха что-нибудь упустить…

Писатель может написать только об одном: о том, что непосредственно воздействует на его органы чувств в тот момент, когда он пишет… Я всего лишь записывающий прибор… Я не смею навязывать вам «историю», «фабулу», «сценарий»… Поскольку мне удается напрямую регистрировать определенные стороны психического процесса, то не исключено, что у меня ограниченная функция… В развлекательном жанре я не выступаю…

«Одержимость» – так это называют… Порой тело вдруг оказывается во власти некой сущности – очертания дрожат в желто-оранжевом желе, – и руки так и чешутся распотрошить идущую мимо шлюху или придушить соседского ребенка в надежде справиться с хронической нехваткой жилья. Можно подумать, обычно я в своем уме и лишь изредка бываю не в себе… Неправда! Никогда я не бываю в своем уме… Никогда, то есть я целиком и полностью одержим, но почему-то в состоянии предотвращать опрометчивые поступки… Патрулирование – вот фактически мое основное занятие… Сколь бы надежна ни была Охрана, я всегда отдаю приказания где-то Снаружи и всегда нахожусь Внутри этой желеобразной смирительной рубашки, которая изнашивается и растягивается, но неизменно обновляется, опережая каждый шаг, каждую мысль, каждый порыв, отмеченные печатью пристального наблюдения со стороны…

Писатели толкуют о болезненно-сладком запахе смерти, тогда как любой джанки скажет вам, что у смерти нет запаха… и в то же время есть – запах, от которого перехватывает дыхание и стынет в жилах кровь… бесцветный незапах смерти… невозможно дышать, чувствуя его розовыми извилинами и черными кровяными фильтрами плоти… запах смерти – это, несомненно, и запах, и полнейшее отсутствие запаха… отсутствие запаха сразу же ударяет в нос, потому что вся органическая жизнь имеет запах… исчезновение запаха действует, как тьма на глаза, безмолвие на уши, давление и невесомость – на чувство равновесия и ориентации в пространстве…

Вы неизменно ощущаете этот запах и щедро предлагаете почувствовать его другим во время джанкового отнятия… На ломках джанки своим смертным запахом может сделать непригодной для жилья целую квартиру… однако хорошее проветривание вернет в помещение прежнюю вонь, и тело вновь сможет дышать… Вы чувствуете этот запах и оказавшись во власти одной из тех неодолимых привычек, которые вдруг усугубляются в геометрической прогрессии, как сильный лесной пожар…