Один из Псов всегда бежал впереди. Вот и этим утром разведчик сообщил, что на краю леса имеется человеческое жильё. Сколько Огги ни напрягался — не смог припомнить ничего об этих местах. Двигаться по земле до Седых гор ему не приходилось. Путь по воздуху проходил западнее и был намного более прямым. И вообще, Огастос никак не мог придумать, каким образом им удастся пересечь пустые и ровные, как стол, бесконечные болотистые равнины Севера, оставаясь при этом незамеченными. Он уже дважды предлагал свернуть к одному из городов и приобрести горланов, но Чара отказывалась наотрез.
Деревню окружали вырубки. На юг вела широкая наезженная дорога, что было не удивительно — мачтовый лес, величественными стволами возносящийся к низкому серому небу, рос только здесь, на самой границе Северных Земель. В этих местах артелями жили лесорубы и охотники — крепкие, неприхотливые люди.
Урх, самый старый и осторожный из Псов, провёл Чару и Огги, миновав делянки, к просвечивающему сквозь поредевшие стволы огромному пеньковатому вырубу, окружающему деревню, и залег под вывороченным корневищем дожидаться их возвращения.
Было холодно. Несмотря на середину дня, на палой хвое под ногами держался иней. Из деревенских труб поднимался дымок. Чара извлекла из памяти слово, и они двинулись вперёд, к крепким рубленым домам в ложбине. Пространство между домами было выстелено крепкими досками, поднимаясь над землей на добрый локоть. Вдоль домов темнели канавы, дворы были огорожены бревенчатыми частоколами.
Они, не сговариваясь, толкнулись в первый же. Вблизи деревенька имела вид маленьких, сросшихся стенами крепостей, и заходить далеко в неё не хотелось. В большом квадратном дворе, на широком деревянном помосте, дремала мохнатая чёрно-белая собака. Она одновременно распахнула глаза и пасть, но Чара успела раньше. С трепещущего языка потекла струйка слюны, но ни единого звука издать замершее на время животное не смогло.
Опираясь на прежний опыт, они повернули к пристройке, такой же крепкой и добротной, как и дом. Длинный полукруг окна освещал ряды полок вдоль стен, слеги с развешанными окороками, сушёными рыбинами и круговыми колбасами. Полки тоже не пустовали. Чара и Огги переглянулись — дом оказался зажиточным. Они принялись набивать мешки и почти закончили, когда скрипнула наружная дверь. Воришки застыли. Кто бы ни вошёл в кладовую, увидеть их он не мог. А вот наткнуться в тесноте — запросто. Но того, что случилось дальше, никто не ожидал.
Приоткрылась внутренняя дверь, и в кладовую шагнула высокая, едва ли ниже Огги, молодая женщина. Она сурово окинула парочку взглядом тёмных внимательных глаз и притворила дверь, прислонившись к ней спиной.
Повисла долгая пауза. Хозяйка кладовой, скрестив на груди руки, продолжала из-под платка, закрывавшего лоб по самые брови, разглядывать непрошеных гостей, а те, застигнутые врасплох, пытались оправиться от изумления — она видела их обоих.
— Что же вы, как разбойники, вломились? Собачку обидели… — произнесла женщина нараспев низким глубоким голосом. — Господа, вроде? — с едва уловимым оттенком снисходительного презрения добавила она.
Чара, наконец, обрела дар речи:
— Не господа мы. Беглецы. Нельзя нам в открытую. — Ей показалось, что эта удивительная женщина почувствует малейшую фальшь, и она не стала врать.
— Беглецы на Север? В зиму? Бывает, — не теряя спокойствия, отозвалась хозяйка. — Что взяли? — Она кивнула Огги, так и застывшему с незавязанным мешком в руках.
— Вы не волнуйтесь, мы денег собирались оставить… — продолжила Чара.
— Верю, — кивнула женщина, — только зачем они? Зимой на них здесь купить нечего.
Чара покраснела.
— Послушай! — вмешался Огги. — Продай нам немного еды, и мы уйдём.
— О! Господинчик! — притворно восхитилась женщина. — А если нет? Сразбойничаете?
— Нет, — жёстко отрезала Чара, перебив Огги, уже открывшего было рот для ответа. — Просто уйдём.
— Да с твоей силой, деточка, ты могла бы заставить окорока со всей деревни танцевать до самого леса! Сильная, но глупенькая. Что же не заморозила меня, как кобеля во дворе? Куда идёте, вижу. Вижу, что дойдёте. Да только мало вас. С вами пойду.
Женщина повернулась к двери и оглянулась через плечо на остолбеневших Чару и Огги:
— Чего замерли? В дом пойдём. Мне собраться надо.
— Ведьма… — одними губами прошептал Огги за её спиной.
— Она самая, господинчик, — с усмешкой в голосе подтвердила она, не оборачиваясь.
Мимо застывшей собаки они прошли в дом.
— Садитесь, — указала хозяйка на широкую лавку у стены. — Мне время надо. — И исчезла в глубине дома.
— Не верь ей! — жарко зашептал Огги. — Ведьмам веры нет!
— А мне кажется, что она не шутит. Похоже, что она — друг. Странный, но друг. А чем ведьма от мага отличается?
— Ведьмы — ведуньи. Насквозь человека видят. Могут напакостить здорово… Особенно сильные… вот как эта.
— Ох и пугливый ты, господинчик! — со смешком пропела хозяйка, появляясь в дверях с целой охапкой одежды в крепких, но при этом очень красивых руках. Она успела снять тёмный плат, укутывавший её голову, и оказалась золотоволосой блондинкой с косой, подколотой высоко на затылке.
Свалив одежду на лавку рядом с Чарой, она велела девушке:
— Отбери по размеру да переоденься, вон, за дверью. А ты, господинчик, переоденешься тут. Я присмотрю. Нет у меня к тебе доверия. И другу подбери своему, что надо.
Чара пробормотала слова благодарности и, бегло оценив наряд хозяйки дома — мягкие, стриженым мехом внутрь штаны, такая же куртка и мохнатый жилет с капюшоном, — улизнула с похожими вещами за дверь.
Огастос с оскорблённым видом порылся в вещах, откладывая в сторонку несомненно нужную им одежду, большую, для Ликоса. А когда очередь дошла до него самого, выжидающе уставился на ведьму в упор, отчего та расхохоталась, глубоко, воркующе.
— Смелей, красавчик! У меня семеро братьев. Я голых мужиков и раньше видала. Или ты будешь возиться, пока они с работы не вернутся?
Злясь на свою неожиданную робость, Огастос повернулся к ней спиной и переоделся.
— А ты не такой хлипкий, каким кажешься! Кость тонкая, да жила крепкая.
Огастос вздрогнул и обернулся:
— Послушай, как там тебя!
— Меня зовут Дарель.
— Если ты собираешься и дальше вести себя подобным образом, Дарель, то оставайся лучше дома!
— Так это не тебе решать, господинчик, — возразила женщина.
Огги передёрнулся и холодно представился:
— Огастос Фресс.
— Уже боюсь, — снова засмеялась ведьма своим дразнящим, задевающим какие-то чувственные струнки смехом.
Вернулась Чара, в жилете с длинным сероватым мехом похожая на маленького пушистого зверька. Хозяйка обратилась к ней совсем другим тоном: