Мальчик привязал узелок с одеждой к седлу и помог девушке забраться на лошадь.
Летиция поскакала и услыхала за спиной скрип колес — это кибитка тронулась с места и свернула на дорогу, вслед за остальными, которые уже скрылись вдали.
Должно быть, они отправились в путь сразу после того, как Летиция с королем поднялись в замок — с тем чтобы избежать расспросов, если бы король начал искать девушку.
«Не думаю, что он стал бы утруждаться», — сказала себе Летиция.
И в то же время в глубине души она знала: он думает и тоскует о ней. Так же, как и она тосковала о нем.
Теперь у нее было время разобраться в чувствах, охвативших ее в замке, столь сильных и всепоглощающих, что ей в страхе пришлось бежать.
Его поцелуи и ощущения, пробужденные в ее теле и сердце… О, она даже представить себе не могла, что когда-либо испытает нечто подобное!
Душа и плоть рвалась к нему. А что же он… Станет ли он сожалеть о том, что никогда уже больше не увидит Савийю, свою цыганскую жену?..
Кахо уже достиг конца извилистой дорожки, ведущей в долину со склона, и Летиция, не в силах преодолеть искушения, придержала его и посмотрела вверх.
Замок высился над головой — величественный и неприступный на фоне обрамлявших его горных вершин.
Все окна были погружены во тьму. Все, кроме одного!
Это было то самое, с раздвинутыми шторами и распахнутыми настежь створками. То самое, что открыла она, чтобы слышать доносившееся снизу пение скрипок.
«Интересно, что он подумал, обнаружив, что я исчезла? »
Может, он считает случившееся с ним в эту ночь просто цыганским колдовством? А Летиция — лишь мираж, прекрасное, мелькнувшее на миг видение, которое он вскоре позабудет?
Сама эта мысль пронзила ее, точно кинжал, и Летиция поняла, что в своей игре во имя спасения Стефани зашла, пожалуй, слишком далеко. Игра приняла нешуточный оборот.
Летиция пришпорила Кахо и только тут заметила над горизонтом первые сполохи рассвета.
Светлело в Овенштадте быстро, и она рассчитывала добраться до дома, когда солнце уже взойдет.
Но ее так и тянуло повернуть назад, ибо она знала — сердце ее осталось в замке, с королем.
Видимо, Кахо горел желанием как можно быстрее оказаться в своем стойле, и летел, словно птица. Уже в начале шестого Летиция увидела вдали дворец.
Ей с трудом верилось в то, что еще вчера она, выезжая из городских ворот, опасалась, что воевода не исполнит данного ей обещания, и план ее провалится.
Ведь тогда, в таборе, она просто умоляла совершить чудо, сделать так, чтобы король не попросил руки Стефани во время своего пребывания в Овенштадте.
«Если король попросит ее руки во время своего официального визита, — сказала тогда Летиция, — то великая герцогиня примет его предложение от лица дочери, и уже будет невозможно разорвать помолвку и помешать Стефани стать женой нелюбимого человека».
Она знала, что у цыган помолвка считается почти столь же священной, как и узы брака.
И еще она знала, что, танцуя для короля, посылала ему флюиды, о которых говорили с Кирилом.
В те минуты с помощью цыганской магии она хотела помешать королю влюбиться в Стефани, хотела навязать ему свою волю и сделать так, чтобы он возжелал ее.
Тогда эти надежды казались ей более чем призрачными, однако, как ни удивительно, они сбылись.
Летиция не учла лишь одного — что и сама ответит королю тем же, что и ее с неукротимой силой потянет к нему.
— Я хочу, чтоб он целовал меня! Мне нужна его любовь! — воскликнула девушка и тут же испугалась своих слов.
В этот ранний час Летиция не застала во дворе никого и сама отвела Кахо на конюшню, сняла седло и уздечку и оставила там, жевать сено.
Летиция тихонько проскользнула в дом через черный ход, на цыпочках, стараясь никого не разбудить, поднялась к себе в спальню и улеглась в постель.
Едва коснувшись головой подушки, она поняла, что заснуть не сможет, а будет лежать, вспоминая о короле, чувствуя его властные и твердые губы на своих, вновь переживая те ощущения, которые испытала, когда он начал целовать ее шею.
Теперь она знала, что означает выражение «пламя любви». Оно разгорелось в ее теле и совсем не походило на то, что она ожидала и воображала, мечтая о любви. И в то же время ощущение это было возбуждающим, всепоглощающим и совершенно упоительным.
«Но как же можно влюбиться в человека, — спрашивала она себя, — если ты видела его всего лишь раз?»
Но тут же вспомнила, как король взглянул на нее, оторвав глаза от бумаг, и она подумала тогда: «Этот мужчина не похож на всех остальных».
Судьба послала ей короля, судьба или, возможно, боги. Теперь им решать, как долго продлится их цыганский брак.
Но вдруг она в отчаянии спросила себя: кому он нужен, такой брак, если они не вместе, если никто не считает их мужем и женой.
И ей захотелось плакать — так велико и пронзительно было чувство утраты.
А потом она словно ощутила поцелуи короля на губах, огонь, разливающийся по всему телу, и новое, доселе неведомое, всепоглощающее чувство.
Это любовь, сказала себе Летиция.
Отныне весь мир был полон только ею, весь мир и небеса, и противиться этому всесокрушающему чувству было невозможно.
Глава 6
Летиция услыхала, как скрипнула дверь, и открыла глаза.
Секунду она еще пребывала в сладком сне, где они с королем были вместе.
Затем увидела лицо Мари-Генриетты, склонившееся над ней, и вернулась к реальности.
— Ну проснулась наконец! — воскликнула сестра. — А я уж думала, ты еще сто лет будешь спать!
Летиция, сделав над собой усилие, села в постели.
— Который час?
— Уже начало второго. Гертруда интересуется, ты будешь есть или нет?
— Господи, неужели?! Неужели я спала так долго?
— Мама не велела тебя беспокоить.
Услышав это, Летиция тихо ахнула.
— Король!.. Он приехал?
— Да, должно быть, — ответила Мари-Генриетта. — Но мама не разрешила нам пойти посмотреть, как он принимает парад почетного караула.
Летиция откинула волосы со лба.
— Почему? — рассеянно спросила она.
— Она сказала, что нам не подобает стоять в толпе с простолюдинами в то время, как наше место — во дворце, на приеме.
Летиция усмехнулась.
— Но кузина Августина не приглашала нас во дворец.
— Это верно, — кивнула Мари-Генриетта. — Правда, вечером мы идем на бал.