Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону - читать онлайн книгу. Автор: Амиран Урушадзе cтр.№ 31

Отметим, что Чернышев предостерегал Денисова от циркулярной пересылки этого послания помещикам через администрацию Войска. Но атаман не последовал советам царского эмиссара, о тайных интригах которого был вполне осведомлен. Вскоре стало ясно, что решение Денисова — большая ошибка.

Урядник (младший офицер в Войске Донском) Бессмертнов — житель одной из казачьих станиц, потерпевшей от магнатских земельных захватов, — передал копию письма Денисова крестьянам, и вскоре ее содержание разошлось по всем крестьянским слободам Дона. Историки Владимир Золотов и Александр Пронштейн писали, что приведенный выше текст «крестьянство восприняло как указание о ликвидации крепостного рабства на Дону». Разумеется, ни о какой крестьянской воле ни Александр I, ни атаман Денисов, ни генерал Карпов в данном случае не думали. Речь шла лишь о ликвидации «перегибов на местах» без разрушения основ крепостной системы. Открытым остается вопрос о роли Чернышева в цепи этих событий. Было ли его предложение «поставить на вид» Денисову рассчитанной провокацией или же слухи о воле, мгновенно распространившиеся на Дону, стали случайным следствием бюрократического противостояния?

Новое десятилетие на Дону начиналось со странных и страшных природных явлений. Они воспринимались современниками как недобрые знаки.

13 февраля 1820 года, побережье Азовского моря. В 400 метрах от берега с грохотом, слышным всей округе, треснул лед почти метровой толщины. Из образовавшегося отверстия началось извержение льда, камней и ила. «Фонтан» достигал 11 метров в высоту. Затем случилось землетрясение, о котором таганрогский градоначальник доносил: «В след за сим взрывом вышел из отверстия при великом подземном шуме или ревом и колебанием земли густой дым особенного запаха, с коим вместе извергался ил сероватого цвета. Образовался курган высотой до 6 аршин (4,27 метра. — А. У.) и в окружности до 150 (320,04 метра. — А. У.) саженей».

14–15 марта 1820 года, Миусское сыскное начальство, слобода Александровка и слобода Крымская. Сильный дождь продолжался весь день 14 марта и привел к большому наводнению. Крестьяне спасались от воды на крышах домов. Просидев без еды и питья больше двух дней и так и не дождавшись помощи от казаков-помещиков Иловайского и Луковкина, многие крестьяне потеряли последние силы и потонули. Сорок четыре крестьянских дома были разрушены, уничтожены запасы хлеба, утонуло около полутораста голов скота. Выжившие были полностью разорены.

16 мая 1820 года, Усть-Медведицкое сыскное начальство, Юрт-Малодельская станица. В этот день над станицей нависла громадная черная туча — 25 верст (26,67 километра) в длину и 2 версты (2,13 километра) в ширину. «…причем напал сильный град, покрывший землю вышиною на полторы четверти аршина (примерно 27 сантиметра. — А. У.), который лежал нерастаявшим до третьего дня», — доносил атаман Денисов в Министерство внутренних дел. Станичники лишились более сотни овец, множества домашних собак и кошек, в церкви и во многих домах были разбиты крыши и окна.

Чернышев начал год с новых разоблачений атамана Денисова и его администрации. В письме к Аракчееву от 25 января 1820 года он писал, что никак не может получить простых справок о доходах и расходах Войска Донского ввиду беспомощности чиновников войсковой канцелярии и делопроизводственного бардака. «Эта бездна беспорядков, своеволия и безотчетности, для раскрытия и уничтожения своего на будущее время, требует особенного труда и терпения», — сообщал Чернышев царскому фавориту. Спустя неделю Чернышев вновь пишет Аракчееву о нерадивости Денисова: «Господин атаман весьма мало содействует нам… вдается час от часу в более тесные сношения с откупщиками и людьми неблагонамеренными». Вторил Чернышеву и чиновник Василий Болгарский, который писал Аракчееву о донских беспорядках в таких выражениях: «Здесь и по всему вообще внутреннему управлению, в чем я смею ваше сиятельство уверить, — такая запутанность и такие отступления от закона и порядка, что я не поверил бы тому, если бы не был самовидец, и притом все сие так мало уважается обязанными отвечать, что и самое скромное замечание им о том приемлется как личное оскорбление».

В начале февраля внимание Чернышева привлекли крестьяне мятежных слобод — Городищенской, Орловки и Несмеяновки. Здесь уже произошла локальная революция: крестьяне вышли из повиновения помещикам и не пускали к себе чиновников. Целью крестьян являлось полное освобождение от власти помещиков, и они были готовы добиваться его любой ценой. Восставших было около 3 тысяч — значительное число.

Чернышев решил взять решение крестьянского вопроса на Дону в свои руки, полагая, что ему, как доверенному человеку царя, крестьяне поверят. Он вызвал на переговоры крестьянских вожаков и попытался «вразумить о их заблуждении и внушить обязанность повиноваться власти помещиков».

В Новочеркасск прибыли 12 представителей восставших слобод, с которыми Чернышев говорил два дня кряду. В письме Аракчееву от 1 марта Чернышев сообщал о полном успехе переговоров: «Утвердив их в решимости покориться власти, отпустил обратно в домы с тем, чтобы все слышанное от меня передали своим обществам и явились бы ко мне с просьбами оных, о исходатайствовании им помилования». Однако Чернышев рано торжествовал победу. Уже 7 марта он был вынужден доложить в столицу, что крестьяне отказались просить помилования и восстановить власть землевладельцев: «Богу и государю повиноваться готовы, а помещикам нет», — заявили они фельдъегерю Чернышева, который был послан убедиться в успехе новочеркасских переговоров. Причиной повторного неповиновения Чернышев считал копию того самого письма атамана Денисова генералу Карпову, которое пересказывало содержание высочайшего императорского рескрипта. Среди крестьян копии с этого документа «переходят из рук в руки», писал Чернышев.

К середине марта восстание распространилось на другие крестьянские поселения по реке Сал и в Миусском сыскном начальстве. Признав фиаско затеянных им переговоров, Чернышев сообщал в Петербург, что «для пресечения дальнейшего соблазна прочих помещичьих крестьян строгие меры представляются совершенно неизбежными».

Денисов в рапорте Александру I от 11 марта 1820 года запоздало оправдывался и обещал найти «действительное средство» для прекращения противостояния крестьян и помещиков. Неловкие действия Денисова и только усиливающийся поток критики со стороны Чернышева не оставили и следа от доверия царя к атаману. Александр I смотрел на Дон глазами Чернышева, а значит, видел чванство запустившего дела атамана, который вступил в сговор с откупщиками и алчными казаками-магнатами, разоряющими все населения края. В письмах к начальнику Главного штаба Петру Волконскому и секретарю царской канцелярии Николаю Муравьеву Чернышев едва ли не прямо обвинял Денисова в организации крестьянского бунта: «…главной причиной распространяющегося здесь непослушания крестьян, есть одна и та же строгая и общая огласка циркуляров атамана и что крестьяне подстрекаются к тому чьими-либо тайными внушениями».

Денисов вчистую проиграл бюрократическую схватку с Чернышевым. 28 апреля 1820 года последовал высочайший рескрипт Александра I на имя донского атамана и царского генерал-адъютанта. Император с гневом распекал Денисова за потворство винным откупщикам и казачьей аристократии, за беспорядки в ведении дел, наконец, за бездействие в усмирении крестьян. Последнюю задачу император возложил на Чернышева. Но это было еще не все. Царь поддержал предложение Чернышева об изменении состава Комитета об устройстве Войска Донского. Вместо близких к атаману генералов Карпова и Черевкова, которых эмиссар царя считал людьми «пустыми и вредными», были назначены креатуры Чернышева — генералы Алексей Иловайский и Дмитрий Кутейников. Власть фактически выпала из рук атамана Денисова. Однако формально он продолжал оставаться во главе донского казачества еще около года. В письме к Александру I от 9 мая 1820 года у Денисова уже не было сил оправдываться, он только отчаянно просил прощения: «Не умею разуметь неразумия моего, обращаю к образу Вседержителя мое моление да избавит меня от всего того, что хотя малейше затмевает разумение мое исполнять в точности вашего величества волю и, вместе с тем, припадаю к освященным стопам вашим со слезами и сокрушенным сердцем умоляю, прости величайший из государей недостойного раба твоего от юности любящего тебя и твердо расположенного быть верным и усердным к славе и пользам твоим по гроб».