— Продолжаю-продолжаю, — покорно согласилась я. — И вот в тот самый день я пыталась прочитать ваши книги. Но клянусь, отыскала только это заклинание. А оно запомнилось так отчетливо, будто впечаталось мне в мозг.
Ринс направился к шкафу, стянул через шею рубаху и просто отбросил в сторону — вероятно, слуги завтра подберут и унесут в прачечную. Задумчиво разглядывал полки, но почему-то не потянулся за другой одеждой, а мне пришлось рассматривать черный орнамент, стекающий с его плеча к лопатке. В голове затуманилось сильнее, потому я отвернулась, приложив к этому волевое усилие.
— В последнем странного нет, — ответил он задучиво. — Свойства памяти сильного мага заточены под то, чтобы работать с заклятиями. А уже было несколько подтверждений тому, что твой потенциал силен. Он не может работать полностью: черное в тебе перекрывает белое, и наоборот. В абсолютном большинстве заклинаний используется одна сила, противоречащая другой. Так что я не удивлен, но интересуюсь другим — как среди сотен моих книг ты отыскала нужную, а в ней необходимое? Этого не смог бы сходу сделать и я, особенно когда не знаешь, что искать. Ты здесь три дня все тома штудировала?
— Нет, конечно.
— Тогда как?
— Интуиция? — прозвучало почти жалобно и неуместно вопросительно.
— Может быть и она, — айх все-таки повернулся ко мне, так и не надев другую рубаху. Это у него такой способ допроса, чтобы обвиняемый с разумом справиться не мог? Еще и шаг ко мне сделал, от чего дышать стало труднее. Зато говорил равнодушно, будто вовсе и не допрос вел: — Какая это была книга? Покажи.
Вот и приплыли. Интересно, если зажмуриться, то станет проще соображать? Не видя другого выхода, я все-таки это сделала и тут же озарилась неплохой идеей:
— Сейчас попробую, айх! Не уверена, что так сразу найду…
И, открыв глаза, метнулась к полке — не той, с которой стащила книжку. Начала водить пальцами по корешкам и выдавать комментарии:
— Вот эта, кажется! Или нет? Вот точно — эта! — я выхватила одну, которая даже по цвету с вещдоком не совпадала, и добавила нерешительно: — Скорее всего.
Айх пролистал предложенный том, но покачал головой.
— Не она? — я изобразила искреннее удивление. — Тогда сейчас еще поищу!
— Не трудись, Катя, — вдруг остановил он. — Сейчас я в таком состоянии, что не могу тратить на это силы. Так и проведем мы целую неделю в поисках или прослушивании твоих сказок.
Я округлила глаза и заставила себя посмотреть на его лицо.
— Вы мне не верите?!
Он мягко улыбнулся, а меня начало всасывать и в эту улыбку, и в черноту глаз. Но я стиснула зубы и упорно продолжала смотреть прямо. Рубаху, рубаху хотя бы нацепи, мерзавец ты сексуальный!
— Честно сказать, я даже не могу сейчас определить наверняка — верю тебе или нет. Название, как я понимаю, ты тоже помнишь?
— Вообще нет! — я прижала руку к груди.
Он почему-то тихо засмеялся и устало сел на край кровати. Долго думал, опустив голову, затем выдал:
— Кажется, это меня добьет, но попытаюсь. Все же не зря говорят, что любопытство — самая главная причина смертности среди магов.
Он приоткрыл рот, из которого тут же потек дым — плотный, густой, на исходе заклубившийся вихрями. Ничего общего с жалким моим. У этого была даже какая-то размытая форма, концентрирующаяся в воздухе отчетливым черным пятном. Айх что-то тихо прошептал, после чего дым рванул в разных направлениях и за секунду исчез, а сам Ринс сильно побледнел и подставил руку, чтобы не завалиться набок. Голос его так ослабел, что мне пришлось подойти ближе — и теперь это было легче, влияние на эмоции заметно ослабло:
— Он найдет… по заклинанию. Отыщет все книги, где оно упоминается, в радиусе пяти дней пешего пути.
Дым — то есть дыхание чистой черной магии — отыщет книгу? Означало это одно: из моего тайника взял ее точно не Ринс, ему сейчас не до цирковых шоу для потехи. Мне в некотором роде тоже любопытно, кому хватило наглости украсть украденное, потому я даже пожелаю дыханию Ринса удачи… лишь бы в процессе оно не выяснило, в чем именно я виновата. Хотя тоже ничего страшного — если обвинят, то буду настаивать на том, что всегда воровкой была, а от магического фона не умею себя контролировать. Состояние аффекта, помогите мне, специалисты. В общем, как-нибудь буду выкручиваться — чую, не в последний раз.
Ринс поднял руку и махнул приглашающе:
— Иди сюда, Катя.
— Зачем?
Улыбка его была вымученной, но он неожиданно все же поднялся на ноги и ухватил меня за запястье. Переместил ладонь мне на щеку и наклонился к губам. Замер на пару секунд, будто бы сам сопоставлял, что будет делать дальше. Но потом поцеловал — как-то слишком нежно, аккуратно. Либо у него не было сил на напор.
Стало не по себе: и от его близости, и от этой ласки, которой я не ожидала. Слабо оттолкнула, но недостаточно, чтобы поцелуй разорвать. Ответила невольно — и только лишь потому, что поддалась смутному волнению, которое до сих пор умудрялась держать под контролем. Желание становилось более ощутимым, особенно когда его язык скользнул в мой рот. Не уверена, что при первом соприкосновении я не издала слабый стон. Захотелось оторваться от его рта и коснуться губами рисунков на коже, это намерение стало почти неконтролируемым, но я пока держалась.
Меня развернули резко и толкнули на кровать. Лишь после мягкого удара я опомнилась и сообразила, к чему все идет.
— Айх! Вы все-таки решили с моей помощью восстановить силу?
Он навис надо мной, но рука его заметно дрожала. А в черных глазах я разглядела серые мутные пятна.
— Не то чтобы я именно это решил, — он все же ответил. — Но уверен, что сейчас могу сослаться на служебные обязанности.
— А разве я не должна согласиться добровольно?
Он вернул мне тем же тоном:
— А разве ты еще не согласилась?
Это он, вероятно, о поцелуе, в котором я явно не выражала протестов. А в этот миг я могла только смотреть на его губы, шею, течь вместе с черными линиями ниже. И теперь в уме менялись определения: в такой близости мужчина казался не язвительным, а харизматичным, не извергом, а сильным лидером, только отношение к его внешности не изменило трактовку — моему телу нравилось все, что видят глаза. Если бы он оказался добр и отошел от меня на пару километров, то я смогла бы ответить на этот вопрос более обстоятельно. С такого же расстояния не оставалось никакого пространства для осмысления. Да он, по всей видимости, уже никакого ответа и не ждал.
Повел пальцем по платью, рассекая на груди ткань словно каким-то невидимым лезвием, но не задевая им кожу. Прижался губами к шее, заставив выгнуться дугой от нестерпимых ощущений. Снова приподнялся и коснулся кончиком языка уголка губ. А я все ловила его взгляд — и когда мне это удавалось, отмечала все больше изменений.