– Шеф, я занялась этим еще вчера вечером, – сказала Джейн. – Его фотографию поместили в местных газетах, с описанием и всем прочим.
И это снова была прежняя Джейн. Калеб с одобрением кивнул.
– Очень хорошо. Отличная работа, Джейн, серьезно.
Усталые глаза констебля чуть ожили.
Стюарт едва заметно покачал головой. Конечно, в том, что касалось квалификации Джейн, он был полностью согласен с шефом. Но ему казалось, что оба они уделяли Денису Шоуву чрезмерное внимание.
Хотя, на его взгляд, эта версия не имела никаких оснований.
5
Кейт уже давно проснулась, но целую вечность просидела в спальне, страшась встречи с Калебом. Не хотелось даже на глаза ему попадаться.
Кроме того, она ужасно себя чувствовала. То количество виски, выпитого на пустой желудок и за короткое время, не могло остаться без последствий: голова раскалывалась, во рту пересохло, веки жгло, и глаза болели даже от слабого света, что пробивался сквозь задернутые шторы. Но ничто из этого не могло сравниться с осознанием того, что произошло ночью. Она и Калеб Хейл в гостиной. Она бросилась к нему в объятия, молила прижать к себе. Калеб не отказал ей, и это подарило ей чувство утешения и защиты. Но Кейт пошла дальше – попыталась затащить его в постель. И, несмотря на сильное опьянение, сцена во всех подробностях отпечаталась в памяти. Она ясно помнила реакцию Калеба, его ужас и смятение. Он был в крайнем замешательстве, и Кейт не могла понять, почему повела себя так несдержанно и без каких-либо преград в голове.
Она старалась не думать об этом, но сцена то и дело оживала в памяти, затмевая собой даже те страшные события, на которые был так богат вчерашний день. Кейт пыталась даже мысленно обращаться к тем картинам с места преступления в Халле, окровавленной, связанной и казненной Мелиссы Купер. Воспоминания об этом переносились все-таки легче, чем мысли о своем поведении перед Калебом. Вспоминать, как он смотрел на нее, когда говорил, что не хочет пользоваться случаем. Кейт прочла правду в его глазах. Она совершенно не привлекала его как женщина, и в нормальных обстоятельствах Калеб ее даже не заметил бы. Он заботился о ней лишь потому, что уважал ее отца и сочувствовал ей.
Старая песня, извечная история: полное безразличие или жалость, ничего другого от мужчин ей ждать не приходилось. И теперь выходило, что Кейт сама подогревала сочувствие Калеба. Определенно, он видел в ней воплощенную трагедию – и личность, которую впредь лучше избегать.
В какой-то момент к дому подъехала машина, и вслед за этим хлопнула входная дверь. Очевидно, Калеб вызвал такси. На всякий случай Кейт выждала еще немного, после чего встала и на ватных ногах подошла к двери. Прислушалась, выглянула на лестницу. Тишина.
Калеб действительно уехал. Слава богу.
Мучительно долго Кейт принимала душ и одевалась. Любое резкое движение отзывалось болью в голове. Она взглянула на себя в зеркало: бледное лицо, впалые глаза – словно состарилась в одночасье. Ей не было сорока, но выглядела она на все пятьдесят. Больше всего ей хотелось выплакаться – за свою внешность, за свою жизнь и все отказы, которые ей пришлось выслушать за все эти годы. И все-таки она сдержалась. Только сильнее разболелась бы голова и глаза.
В конце концов Кейт спустилась на кухню. На горячей подставке кофемашины стоял полный кофейник. И никакой записки, ничего.
«Хотя чего ты ждала? – подумалось Кейт. – Калеб теперь будет всячески тебя избегать. И не станет делать ничего такого, что ты могла бы превратно истолковать».
Она поняла, что не сможет ничего съесть, но налила себе полную кружку кофе. Не стала садиться за стол, просто пила и смотрела в окно. Понемногу к ней возвращались жизненные силы, глаза привыкали к дневному свету. Довольно долго она стояла, погруженная в раздумья, и скоро жгучее чувство стыда за собственное поведение уступило место ужасу от осознания истины.
Отец изменял матери.
Завел низкую, предательскую интрижку. Ее безупречный, замечательный, благородный во всех отношениях отец.
В тот самый период, когда матери было так плохо и она ощущала себя совершенно беспомощной, отец ее обманывал.
И не только жену: он обманул ее, Кейт. Причем в такой мере, в какой не смог бы обмануть никто другой.
Что значила для него эта Мелисса Купер? Любил ли отец ее? Остался бы он в конечном итоге с ней, не будь Бренда, его жена, так больна? Неужели только болезнь заставляла его возвращаться в Чёрч-Клоуз? И если б тогда дело дошло до развода, как это сказалось бы на Кейт? Разрушило бы ощущение семейного уюта и защищенности, которое родители давали ей и во взрослой жизни? Возможно, порядочность – остатки порядочности, поправила себя Кейт – не позволила бы Ричарду бросить семью. Хоть Бренда поначалу и одолела болезнь, но не прошло и года, как случился рецидив, и для нее все началось по новой. И вновь Бренда выиграла эту мучительную битву, а за этим последовали девять невероятных лет, в течение которых ей действительно удавалось любыми мыслимыми способами сдерживать болезнь. Но Ричард, очевидно, уже потерял всякую надежду на спасение. И оказался прав. В 2010-м все началось снова, и на этот раз стремительнее и хуже, чем прежде. Метастазы наводнили тело Бренды, сил сопротивляться уже не осталось. В январе 2011-го Бренда скончалась.
А после… очевидно, связь между Ричардом и Мелиссой не возобновилась. В какой-то момент их огонь угас.
Кейт хотела знать об этом больше. Что тогда произошло и почему? Почему теперь оба они мертвы, буквально казнены – человеком, который питал к ним нечеловеческую ненависть?
Майкл Купер показался ей крайне неприятным и отталкивающим человеком, но у нее не было иного выбора, кроме как вновь связаться с ним. По крайней мере, в текущий момент Кейт не знала больше никого, кто мог бы хоть что-то ей рассказать.
Она слышала накануне, что Майкл живет в Шеффилде. Загрузила адресную книгу в Интернете и выяснила, что в Шеффилде проживают два человека под именем Майкл Купер. Что ж, могло быть и хуже. Кейт записала оба адреса. Она не решилась позвонить, поскольку опасалась, что от нее постараются сразу отделаться. Кейт чувствовала антипатию со стороны Майкла. Он ненавидел Ричарда и теперь переносил свою неприязнь на его дочь. С другой стороны, он пребывал в шоке. Теперь уж Майкл, наверное, понял, что Кейт жила сама по себе и не в ответе за своего отца. Только подумав об этом, она с удивлением осознала, что и сама впервые пришла к этой мысли. И, несмотря на все произошедшее, это прозвучало для нее едва ли не богохульством: «Я сама по себе и не в ответе за своего отца».
Прежде Кейт воспринимала это совсем иначе. В ее понимании они с отцом всегда были неразрывным целым. Слитым воедино. Каждый составлял часть другого. И нес ответственность как за себя самого.
И вот выяснилось, что отец вел собственную жизнь. Только для себя, отдельно от жены и дочери.
«Я не представляла себя отдельно от него и считала, что он чувствует то же. При этом он жил собственной жизнью с женщиной, которую я не знала. О которой он ни разу не упоминал. Он предал нашу семью. Предал меня. И мои чувства к нему».