– Хочу сказать тебе, Анни, что ты просто умница. Не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. Спасибо от нас обеих.
– Не за что, – улыбнулась я. – Для меня большая честь – участвовать в таинстве рождения новой жизни.
– Как бы я хотела, чтобы ее отец был рядом! Мы отправили ему телеграмму, но одному богу известно, получит ли он это известие.
Внезапно я услышала тихое пение, и мое сердце погрузилось в черноту: я поняла, что новорожденной не суждено увидеть своего отца. Я заставила себя улыбнуться и солгала:
– Он скоро вернется.
– Я могу только молиться об этом. Принцесса Индира сказала, что вы завтра возвращаетесь в школу?
– Да.
– Как жаль, Анни. Я бы с удовольствием взяла тебя в няни вместо этой противной старухи, которую наняла моя мать. Обещай, что приедешь к нам еще.
– Хорошо, – ответила я, передавая ей ребенка.
– До свидания, Анни, и еще раз большое спасибо.
– До свидания. Всего доброго вам и малышке.
Я встала и направилась к двери.
– Тебе правда всего четырнадцать? – спросила вдогонку Селина. – Просто не верится. Вчера ты действовала как опытная акушерка.
– Правда. – Я улыбнулась на прощанье и вышла из комнаты.
Мы должны были уезжать в школу в одиннадцать утра, и у меня оставалось время на последнюю прогулку с Дональдом. Разумеется, ему стала известна история о том, как я помогла появиться на свет его племяннице.
Мы сидели на нашем любимом месте у ручья.
– Откуда ты знала, что нужно делать? – спросил он.
– Все очень просто. Нужно всегда следовать природе. Тело твоей сестры само знало, что делать, она должна была лишь довериться ему.
Я увидела в его глазах еще большее уважение.
– Боже мой, почему остальные люди этого не понимают? Мой отец тоже уважал природу… Ты так мудра для своего возраста, Анахита.
– Порой это скорее проклятие, чем благословение, – сказала я, ковыряя носком ботинка сухую, вытоптанную землю.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, иметь ум, который хочет найти во всем смысл. Для большинства женщин достаточно быть хорошенькой и иметь кучу новых нарядов.
– В нарядах я не разбираюсь, – улыбнулся Дональд, – однако могу сказать, что ты хорошенькая. Даже очень. Ладно, пора возвращаться.
Когда мы шли от конюшен к дому, он неожиданно произнес:
– Заешь, мне будет не хватать наших утренних прогулок.
– Мне тоже, – чистосердечно ответила я.
Он наклонился и нежно поцеловал меня в щеку.
– До свидания, Анни, приезжай к нам снова. Ты невероятная, и я очень рад, что с тобой познакомился.
Всю дорогу в Истборн мое сердце пело от радости. Мне не испортила настроения ни болтовня Индиры о том, с каким нетерпением она ждет встречи с Селестрией и остальными девочками, ни мысль, что придется провести в заточении еще несколько унылых, одиноких месяцев.
Потому что я встретила человека, который испытывал ко мне искреннюю симпатию. Я честно старалась убедить себя, что мы всего лишь друзья, хотя воспоминание о его губах на моей щеке говорило совсем другое.
15
Следующие два года в Европе бушевала война, и мы с Индирой не могли вернуться домой. На каникулы я оставалась в школе, а Индира гостила у своих многочисленных подружек. Я смирилась: в подобном положении оказались многие другие девочки, в том числе и моя подруга Шарлотта. Я старательно училась и готовилась к экзаменам.
Мы обе скромно отпраздновали шестнадцатилетие с каменными тортами из порошковых яиц. Индира заводила новых подруг, затем ссорилась с ними и обращалась за утешением ко мне. Я постепенно привыкла к ее переменчивой дружбе, зная, что мне вновь придется ее утешать, когда она разочаруется в очередной подруге.
Я страдала, но говорила себе, что благодаря ей у меня появилась возможность получить образование, чего так хотел мой папа. Я была если не самой способной, то уж точно самой старательной ученицей, и преподаватели заговорили со мной о поступлении в университет. Я понимала, что это невозможно, но было приятно, что они такого высокого мнения обо мне.
Рождество тысяча девятьсот шестнадцатого года мы провели в Астбери. Как я и ожидала, муж Селины погиб во Франции в октябре, и от поместья, погруженного в траур, трудно было ожидать веселых праздников.
Увидев меня, худая и бледная Селина в черном вдовьем платье улыбнулась.
– Здравствуй, милая Анни, я очень рада тебя видеть, – сердечно произнесла она.
На следующий день Селина разыскала меня и предложила пройтись.
– Я глубоко опечалена смертью вашего мужа, леди Селина, – сказала я.
Мы шли по замерзшему саду. Спустился туман, и несмелое зимнее солнце быстро сдавало свои позиции надвигающейся темноте.
– Спасибо, Анни, – ответила Селина. – Я все еще не могу смириться. Хьюго был так молод, вся жизнь впереди. А теперь его больше нет. Мать считает, что мне следует искать утешения в боге и в молитвах. А я, честно говоря, просто повторяю пустые слова, лишенные для меня всякого смысла, и с трудом заставляю себя войти в часовню. Наверное, ужасно, что моя вера пошатнулась именно сейчас, когда она мне больше всего нужна?
– Ничего ужасного, – ответила я. – Всегда бывает трудно понять, зачем уходят те, кого мы любим. Однако, отбирая, боги обязательно дают что-то взамен. У вас есть прекрасная дочь, которая несет в себе частичку Хьюго.
– Да, и я благодарна за это богу, или богам, как ты говоришь. И все равно мне страшно подумать, что я осталась вдовой в двадцать два года, вынуждена вернуться домой к матери и прожить здесь до конца своих дней, не имея никаких надежд на будущее.
– Я уверена, что вы еще обретете счастье, леди Селина, – сказала я, повинуясь какому-то внутреннему чувству. Не следовало в такое время говорить ей о новой любви, что ждала ее за углом, но я чувствовала свою правоту.
– Ты действительно так думаешь, Анни?
– Да. И запомните: не обязательно каждый день ходить в церковь. В каждом человеке живет частичка бога. Он услышит нас, где бы мы ни были.
– Спасибо, милая Анни, – с чувством поблагодарила меня Селина, и мы повернули к дому.
В то Рождество мне пришлось обойтись без утренних конных прогулок. Дональда несколько недель назад призвали в армию.
Морозным декабрьским утром, когда я пришла на кухню за завтраком, мне передали письмо.
Казармы Челси,
Лондон
19 декабря 1916
Милая Анахита!
Надеюсь, ты не против получить от меня письмо. Мне больше некому доверить свои самые сокровенные мысли. Мое обучение (три недели строевой подготовки и несколько уроков стрельбы из ружья) окончено, и завтра нас отправят неизвестно куда; подозреваем, что во Францию. Я, конечно же, написал подходящее к случаю письмо матери и сестре, в котором уведомил их о своем отъезде, и мне удалось выдержать должный тон – храбрый и мужественный.