Примечание автора
В последнем десятилетии XIX века Париж стал столицей цивилизованного мира во всем, что касалось изысканного образа жизни, развлечений и артистического гения.
Построенная в 1889 году в Париже Эйфелева башня, высочайшая металлическая конструкция в мире, символизировала бурное столетие великих достижений.
Париж становился все более преуспевающим и все более буржуазным. И все более демократичным, несмотря на множество социальных несправедливостей. Военные долги были выплачены Германии-победительнице раньше установленных сроков. Росла французская колониальная империя.
Кварталы города, пострадавшие от пожаров и артиллерийских обстрелов, были отстроены заново.
Завершилось строительство здания Оперы, и уже ничто не напоминало, что Париж выдержал осаду и гражданскую войну.
Для пресыщенных искателей развлечений ни один город мира не мог соперничать с Парижем. К его славе законодателя женских мод, блистательной светской жизни, к соблазнам его кухни и его музыки с 1889 года добавилась еще и притягательность «Мулен-Руж». Огромные красные мельничные крылья начали вращаться над входом в это кабаре, и на целое десятилетие оно стало Меккой для тех, кто не жалел денег на удовольствия.
Писатели и художники той эпохи обретали в Париже полную свободу. Они могли писать книги, создавать картины и жить, как им хотелось, среди людей, обожавших новизну.
Свобода печати, свобода выражать любые политические убеждения, свобода творить и свобода заглядывать в будущее.
Это был новый век со многими бедами и трудностями, но одновременно полный очарования, жизнерадостности и ярких красок, а также всевозможных наслаждений, который впоследствии получил название «La Belle Epoque»
[1]
Глава 1
1889 год
Леди Лоретта Кэрт похлопала коня по шее и спешилась.
— Сегодня он был очень хорош, Бен, — сказала она груму, который приготовился увести коня в конюшню.
— Так ему ж нравится, когда на нем ездите вы, миледи, — ухмыльнулся Бен. Она ответила ему улыбкой, а потом поднялась на крыльцо и вошла в большой холл.
Она уже поднялась по лестнице, когда навстречу ей из коридора выбежал лакей.
— Его светлость желает поговорить с вами, миледи, и распорядился, чтобы вы пошли к нему в кабинет сразу как вернетесь.
Лоретта вздохнула. После двухчасовой прогулки верхом она мечтала, как снимет амазонку и примет ванну.
Но раз отец пожелал, чтобы она явилась к нему немедленно, ей оставалось только подчиниться.
Она спустилась с лестницы, отдала лакею перчатки и хлыст, которым никогда не пользовалась, а затем с каким-то вызовом сняла шляпу и тоже вручила ему.
Приглаживая волосы, она торопливо прошла через холл и по широкому коридору к кабинету отца.
Что ему от нее нужно? Если причина в том, что она опять отправилась на прогулку без грума, что ему очень не нравилось, он начнет читать ей длиннейшую нотацию, и ускользнуть будет очень трудно.
Лоретта любила отца, но после смерти ее матери он превратился в настоящего тирана.
Как большинство пожилых людей, он редко слушал других.
Как лорд-лейтенант графства, он был постоянно занят делами, но для своей единственной дочери всегда находил свободное время.
Хотя в молодости он был одним из красивейших камергеров королевы Виктории, его понятия о приличиях отличались строгостью, что не только стесняло Лоретту, но и вызывало у нее нестерпимую скуку.
Она открыла дверь кабинета и вошла с неприятным предчувствием.
И в то же время, как всегда, поразилась красоте этой комнаты.
Она даже больше отца ценила картины на стенах, изображавшие лошадей.
Сейчас герцог был в превосходном расположении духа, как поняла Лоретта, когда он поднял голову от бумаг на письменном столе и взглянул на нее.
А бумаги громоздились кипами, ибо девизом герцога было:
«Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам!»
В результате, хотя у него имелся секретарь, он тратил время на ненужную писанину.
Он улыбнулся Лоретте и в который раз подумал, как он счастлив, что у него такая прелестная дочь.
Хотя так и следовало, ведь ее мать несравненно превосходила красотой всех женщин, каких он когда-либо видел.
— Вы меня звали, папа?
— Да, Лоретта. Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Вчера вечером я решил промолчать, потому что устал после скачек, да и предпочел, чтобы ты хорошо выспалась.
В глазах Лоретты мелькнула тревога, и она спросила:
— Так чего же, папа, вы не могли сказать мне вчера вечером?
Герцог встал из-за стола, прошелся по комнате и остановился возле украшенного великолепной резьбой камина, над которым висела превосходная картина кисти Сарториуса.
— Вчера в Эпсоме, — начал он, — я встретил моего старого друга, дюка де Соэрдена.
Ее отец говорит неторопливо, округлыми фразами — верный признак, что говорить он будет долго, и Лоретта опустилась в кресло.
Она часто слышала от отца про дюка (он предпочитал французское обозначение его титула) и знала, что оба герцога, несмотря на разные национальности, были близки из-за общей страсти к скаковым лошадям, и на скачках, как во Франции, так и в Англии, их лошади часто оказывались соперницами.
— И вчера твой жеребец обошел лошадь дюка? — спросила Лоретта.
— Да, Минотавр обошел лошадку Соэрдена на полкорпуса! — с удовольствием сообщил герцог.
— Я рада, папа. Представляю, как вам было приятно.
— После скачек, — продолжал ее отец, словно не услышав, — мы с Соэрденом посидели за рюмочкой, и он высказал мысль, которая мне прежде в голову не приходила, хотя я могу ее только одобрить.
— Какая же, папа?
Она подумала, что ее отец никак не перейдет к делу и ей еще не скоро удастся сбежать наверх.
— Я уже некоторое время раздумывал, Лоретта, — ответил герцог, — за кого тебе выйти замуж, и предложение дюка, чтобы ты стала женой его сына, кажется мне отличнейшим решением этого вопроса.
Лоретта резко выпрямилась, все ее тело напряглось.
— Что… что вы сказали… папа? — спросила она. — Не понимаю, о чем вы… говорите!
— Я говорю, моя дорогая, о твоем замужестве, и мне доставит величайшую радость выдать тебя за маркиза де Соэрдена, который после смерти отца унаследует прекраснейший замок в долине Луары, не говоря уж об огромных поместьях в Нормандии, родины Соэрденов.