— Возможно, вы правы, Паркер, — сказала она. — Может быть, это от счастья. Давайте теперь платье.
Затянутая в корсет фигура была осторожно облачена в новое платье. Сидело оно очень туго, но придало миссис Ванситтарт некое подобие стройности.
Она одобрительно помычала по поводу своего отражения в зеркале, потом, увешав белые руки множеством изумрудных браслетов, позволила Паркер застегнуть на шее ожерелье с изумрудами и бриллиантами.
Выглядело это довольно кричаще, но миссис Ванситтарт осталась собой довольна.
И тут зазвонил телефон.
— Послушайте, кто это, Паркер — велела она.
— Да, мсье… да, — отвечала Паркер, — да… мадам надела изумруды. Да… я уверена, это будет прекрасно, благодарю вас, мсье. Мадам почти готова.
— Мсье Ремон, мадам, — доложила Паркер, — говорит, что надеется видеть на вас изумруды, так как несет вам зеленую орхидею.
— Ну как удачно, Паркер! — воскликнула миссис Ванситтарт. — Хорошо, что мы остановились на изумрудах!
Мсье Ремон ожидал в богато декорированной гостиной хозяйку, которая вышла ему навстречу, распространяя ароматы, присущие восточному базару.
— Cherie! — вымолвил Ремон, взял ее руку и приложил к губам.
— Я заказал обед в «Бале-маскараде», — продолжал он после нескольких пылких комплиментов миссис Ванситтарт.
— Боже! — игриво воскликнула она. — Пойдемте.
— Только хочу попросить вас об одном, — настойчиво добавил он. — Давайте поужинаем сегодня здесь. Мне хочется поговорить с вами наедине. Я всегда вижу вас в окружении сотен обожателей.
— Какой же вы льстец, Ремон, — отвечала она. — Но если вы действительно хотите ужинать здесь…
Она вроде бы слегка сомневалась и нерешительно произнесла:
— Мой муж…
— Он далеко и никогда ничего не узнает, — перебил Ремон.
Он был так красив в этот момент, что миссис Ванситтарт, трепетавшая от сладостных предвкушений, не устояла.
— Хорошо, — согласилась она наконец.
Сняла телефонную трубку и приказала, чтобы по возвращении ее поджидала бутылка шампанского с черной икрой.
Они спустились по лестнице к автомобилю миссис Ванситтарт — огромной, роскошной «испано-сюизе». Ремон держал ее за руку под теплой горностаевой накидкой, пока они ехали к полному музыки и огней «Балу-маскараду».
Через четыре часа тот же автомобиль доставил их к подъезду апартаментов. Достав из ее сумочки золотой ключик, Ремон отпер дверь и пропустил миссис Вансит-тарт вперед.
Гостиная с опущенными шторами, притушенными лампами, расшитыми креслами и обернутой салфеткой бутылкой шампанского напоминала декорацию к голливудскому суперфильму.
Миссис Ванситтарт ощущала головокружение от возбуждения и радостных предвкушений. Она чувствовала себя соблазнительной и влюбленной.
Снимая с нее горностаевую накидку, Ремон чуть коснулся губами ее плеча. Это не прошло незамеченным.
— Откройте шампанское, — сказала она. И щедрой рукой положила ему черную икру. Ремон поднес бокал к губам, пробормотал по-французски рискованно-смелый тост.
Миссис Ванситтарт, уловившая смысл лишь двух слов — «глаза» и «прекрасные», смотрела с восторгом на Ремона.
Ей казалось, что он обожает ее.
Она поднялась и не очень уверенно на слишком высоких каблуках пошла к дивану, на котором лежали мягкие подушки.
— Идите сюда, поговорим, — пригласила она, бросив на него взгляд, который считала манящим.
Ремон поставил бокал и грациозно приблизился.
— Сэди, — начал он, — мне нужно вам что-то сказать.
Сэди задрожала от его приглушенного голоса, полная радостных ожиданий.
— Сэди! — повторил Ремон.
Он протянул руки, и она бросилась к нему в объятия, охваченная экстазом.
Через несколько минут Ремон снял с ее шеи тяжелое ожерелье.
— Оно мне мешает, — заявил он, и она с готовностью рассмеялась.
Еще через десять минут растрепанная Сэди рассыпала по смуглому плечу Ремона золотистые кудри.
На толстом ковре на полу сверкали изумрудные браслеты, торопливо сброшенные ею в приступе страсти.
Дверная ручка повернулась почти бесшумно, дверь вдруг широко распахнулась, и на пороге возникла женщина, одетая во все черное.
Сэди Ванситтарт пронзительно закричала.
— Кто это? — спрашивала она. — Что вам нужно?
Но голос срывался, а попытки встать, натянуть на плечи бретельки и поправить прическу выглядели смешными.
И тут она услышала слова Ремона:
— Mon Dieu!
[5]
Это моя жена!
Стоявшая в дверях женщина вошла в комнату. Лицо ее было очень бледным, словно она пережила какую-то трагедию.
— Так вот чем ты занят! — бросила она в лицо явно перепуганному Ремону. — И кто эта женщина?
Сэди уставилась на Ремона.
— Ваша жена? — пролепетала она. — Я понятия не имела…
Но женщина в черном мгновенно оборвала ее.
— Ну конечно же, не имели понятия, — усмехнулась она, — и я тоже. Только поняла из его писем, что он в кого-то влюблен. Что ж, прекрасно. Раз он вас так любит, возьмите его. С меня довольно. Я завтра подам на развод и привлеку вас как ответчицу.
— Ответчицу! — в ужасе вскрикнула Сэди. — Но у вас нет никаких доказательств против меня… Я ничего не сделала!
— Вот как? — мадам окинула ее испытующим взглядом. — А как насчет пребывания наедине с моим мужем в столь поздний час? Может быть, у вас тоже есть муж. Вам хотелось бы, чтобы он вел себя подобным образом?
— Мой муж! — Сэди схватилась за голову и повернулась к безмолвствующему Ремону. — Вы не должны позволять этого своей жене… слышите? Мой муж узнает… услышит… и тоже со мной разведется. О Боже! Остановите эту сумасшедшую!
— Вам следовало бы хорошенько подумать, прежде чем затевать игры с чужими мужьями, — сурово посоветовала мадам Ремон. — Мне нечего больше сказать. Ремон, завтра утром мои адвокаты с вами свяжутся… а с вами, мадам — в свое время.
Она направилась к двери, но не успела дойти, как Сэди метнулась за ней.
— Стойте! — выкрикнула она. — Ремон, остановите ее! Вы должны меня выслушать. Клянусь, ваш муж ничего для меня не значит. Я обещаю никогда больше с ним не встречаться. Ремон, пожалуйста, попросите ее… умоляю! Ремон! Вы не знаете, что поставлено на карту — вся моя жизнь… Я не могу допустить, чтобы моему мужу стало известно об этом!
Мадам вроде бы заколебалась.
— Вы разбили мою семью, — продолжала она. — Вы лишили меня его любви и привили ему вкус к дорогим вещам. Только взгляните на эту комнату… на еду…